Холод был единственным, кто отважился возразить:

— Ничего не получится.

Мерле оглянулась через плечо.

— Почему?

Она видела его широко раскрытые глаза. Его рука еще сильнее, каким-то судорожным рывком обхватила ее талию.

— Слишком поздно!

Она снова взглянула вперед.

Весь потолок, куда ни глянь, ожил и превратился в бурлящую массу панцирей, глаз и угловатых когтистых лап.

Недалеко от них один лилим, растопырив конечности, бросился с потолка вниз. Мерле проводила его взглядом в уверенности, что тварь, прыгнув со стометровой высоты, разобьется вдребезги. Но, сжавшись в комок, лилим ударился оземь и тут же вскочил как ни в чем не бывало, расправил ноги, забегал туда-сюда и застыл на месте, повернув голову им навстречу.

— Вот и все, — прошептала Королева, и Мерле поняла, о чем подумал Зимний Холод, сказав «Слишком поздно».

Вокруг них с потолка так и сыпались лилимы, как спелые груши. Один из них задел когтями левое крыло Фермитракса и выдрал несколько перьев. Обсидиановый лев качнулся, но продолжал лететь, все быстрее и быстрее, к большим воротам.

А лилимы все падали и падали. Они кучами отрывались от потолка и устремлялись вниз. Фермитракс бросался из стороны в сторону, увиливая от них. Мерле прильнула к его спине, зарывшись лицом в гриву. Она не видела, что там сзади делает Холод, но, наверное, и он вжал голову в плечи.

Они словно попали, под сильный дождь. С той только разницей, что речь тут шла о жизни или смерти, а вместо капель на них сыпались пауки-монстры, десятка которых хватило бы, чтобы обратить в бегство целую армию людей. А здесь их было не дюжины и не сотни, а видимо-невидимо.

Спасения не было.

Один лилим ударился о львиный зад, соскользнул и едва не увлек за собой Холода, но тот успел придвинуться к Мерле, хотя когти лилима зацепили развевавшиеся волосы старика и вырвали белую прядь. Холод этого, казалось, и не заметил.

Второй лилим обрушился на правое крыло Фермитракса, и на этот раз оба всадника едва не упали. В самый последний момент лев выровнял свое многотонное тело. Однако еще один лилим рухнул на него и полоснул когтями по носу. Фермитракс взревел от боли и так мотнул головой, что Мерле с трудом на нем удержалась. Широко раскрыв глаза, она увидела, как следующий лилим в падении нанес льву новый удар и кувырком полетел вниз, выпустив когти и скаля зубы.

Очередной лилим угодил прямо в Мерле.

Страшная сила вырвала ее из рук Холода, смахнула с львиной спины и швырнула вниз, в пропасть. Она смогла лишь услышать рык Фермитракса и вопль Холода и, падая, безучастно подумала: «Вот и все, сейчас конец».

Но вдруг она почувствовала, что ее что-то обхватило, как клешнями. Какие-то длинные мохнатые ветви сжали и обвили ее ноги, тело и даже лицо. Ее спина крепко прижалась к какому-то шару, липкому и холодному, как очищенный персик.

Прикосновение вызвало у нее чувство гадливости. И она едва не лишилась чувств, когда поняла, кто ее спас.

Лилим, обвив вокруг нее свои паучьи лапы, сжался в комок, как пауки при падении. Но на лету он почему-то перевернулся панцирем вниз. Между стиснувшими ее конечностями лилима Мерле на миг увидела жуткую картину, — потолок без конца и края, с которого дождем сыпались черные комья. Но обсидианового льва там не было.

Больше она ничего не смогла заметить. Перед глазами все кружилось, трудно было осознать то, что произошло… И происходит.

Да, она сорвалась вниз со стометровой высоты и осталась жива. Потрясение было сильнейшим, но не настолько, чтобы лишиться чувств или разума. В голове прояснялось с каждой секундой, полный хаос в ощущениях уступал место четким мыслям.

Первое, о чем она подумала — стоит ли благодарить судьбу за то, что она спаслась? Липкое, влажное брюхо лилима прижималось к ее спине, его колючая твердая шерсть даже через платье царапала тело. Она видела волосатые сухие конечности, крепко державшие ее в объятиях.

— Он мертв, — сказала Королева Флюирия.

Мерле не поняла, что она хочет сказать.

— Что?

- Если бы он, как все остальные, упал на все четыре конечности, он бы остался жив. Но он рухнул на спину, чтобы тебя спасти.

— Меня… спасти?

— Не гадай, почему он это сделал. Сейчас тебе надо скорее вырваться из его лап, пока труп не закоченел.

Мерле изо всех сил принялась отпихивать от себя обхватившие ее длинные волосатые клещи, которые потрескивали, похрустывали и в конце концов стали разжиматься. Ее мутило от отвращения, руки и ноги дрожали от волнения. В голове все еще не укладывалось, что она жива-здорова. Но на смену страху пришло ожесточение, помогавшее ей энергично освобождаться из мерзкого капкана.

— Быстрее, поторапливайся!

— Тебе-то хорошо говорить.

И вот уже ее голос звенел, как раньше. Может быть, немного резче, немного прерывистей, но она уже могла говорить.

И даже могла ругаться. Да еще как забористо.

— Родители такому едва ли научат, — с удивлением заметила Королева Флюирия, когда наконец поток крепких словечек, отпускаемых Мерле, иссяк.

— Зато в приюте всему научат, — буркнула Мерле, отбросив от себя вторую лапу лилима. Стараясь не смотреть назад, она уперлась обеими своими руками во влажное мясистое брюхо, напряглась, вырвалась из объятий трупа и спрыгнула наземь.

Тут ноги ее подкосились, и она упала. Но теперь не от измождения или слабости.

Вокруг нее толпились сотни лилимов и глазели на нее, подпрыгивали на своих длинных ногах-лапах и скребли когтями о землю. Хотя лилимы и окружили плотным кольцом Мерле и своего мертвого собрата, они держались на некотором расстоянии, будто их что-то удерживало от нападения. Возможно, они подчинялись тому самому приказу, по которому один из них был вынужден спасти Мерле.

Королева Флюирия поделилась своей догадкой:

— Они не причинят тебе зла. Ты, видно, кому-то нужна.

«Или мы обе нужны», — хотела Мерле сказать, но не смогла шевельнуть языком. Она взглянула на потолок и увидела, что лилимы оттуда больше не падают вниз. Весь верх помещения еще кишел тварями, но они уже затихали и сливались с каменным потолком, снова становясь незаметными.

«Ох, Фермитракс», — подумалось ей.

— Он жив.

Мерле огляделась, но ничего не увидела, кроме первых трех рядов армии лилимов.

— Ты уверена?

— Я чувствую.

— Ты так говоришь, чтобы меня успокоить.

— Нет. Фермитракс жив. И Холод тоже.

— Где же они?

— Где-то здесь. В этом помещении.

— Их лилимы забрали?

— Боюсь, что да.