Тотчас на них кинулись воины-мумии, словно только их тут и ждали. Эти два воина стояли на посту у больших двустворчатых дверей, которые вели в следующий зал. Высокие створки были инкрустированы золотом, искрившимся в свете многочисленных газовых ламп. Казалось, что по дереву шныряют золотые змейки в веселой игре отраженных бликов.

Тициан первым всадил пулю в одного из воинов-мумий, но попал ему в плечо. Только следующее прямое попадание в лоб вывело мумию из строя.

Ребята палили из всех стволов. Боро чудом уклонился от серповидного ятагана. Клинок скользнул по волосам и слегка задел голову. Кровь залила лицо, но Боро изловчился, прицелился и выстрелил. Пуля не попала в цель и вонзилась в золотые двери. Тут подскочил Дарио, взмахнул саблей и снес мумии череп с плеч.

Первая преграда была преодолена. Серафин бросился к золоченым дверям.

В мгновение ока Унка снова оказалась рядом. Он хотел распахнуть двери, но его остановило громкое рычание, доносившееся от главного входа в зал. Из широкого коридора к вратам спешило подкрепление. Только бы не жрецы Хоруса. А если военачальники-сфинксы — и того хуже.

Серафин не стал мешкать, вышиб правую створку золоченой двери и ринулся внутрь с револьвером в руке. У него не было ни малейшего опыта в обращении с огнестрельным оружием, но он надеялся на свою ловкость — или на удачу — и не сомневался, что не промахнется при встрече с Фараоном и его визирями.

Посредине второго зала стоял диван, покрытый ягуаровыми шкурами. У стен никого не было, зато в центре зала Серафина встретили четыре сфинкса, мрачно глядевшие на него. Они были вооружены ятаганами, еще более длинными, чем у воинов-мумий. Сфинксы стояли неподвижно, как изваяния; только один из них шевельнул хвостом, словно бы мух отогнал.

«Ишь ты, мух отгоняет! — промелькнуло в сознании Серафина. — А мы тут жизнью рискуем. Или зверюга нас за мух считает?»

В это мгновение Серафин потерял всякую надежду.

Мысль об измене явилась вдруг, внезапно и не была связана ни со сфинксами, ни с тем, что они, по всей видимости, ожидали вторжения незваных гостей, а всего лишь — с легким, едва заметным взмахом львиного хвоста.

«Да, мы мухи! — снова пронеслось у него в голове. — И больше ничего».

Сзади раздался дикий вопль, и Серафин краем глаза увидел, как в разбитую дверь вломилась еще дюжина воинов-мумий. Их встретили Боро и Тициан, которые мощными ударами сабель раскроили черепа передним воинам. Взвилось серое облако пыли, оседавшей на плечи сражавшихся.

Серафину странным образом вдруг стало казаться, что все происходит в каком-то замедленном темпе, что время едва-едва идет. Словно бы сражение происходит где-то под водой. Движения у всех какие-то вялые и неспешные… На секунду его охватило чувство безумной радости.

«Волшебство Лалапеи! Наконец-то она пришла на выручку!»

Но тут же пришел в себя. Нет, это — не магия. Вовсе не магическое действо. Это ему самому все так привиделось, словно время замедлило бег, потому что на миг он отключился от действительности и был словно в шоке. Шок — и осознание страшной реальности.

«Сражение проиграно»

Дарио косил воинов-мумий одного за другим с непостижимой легкостью, но шансов на победу у него не было никаких. Врагов было слишком много, и рано или поздно ему пришлось бы уступить их натиску.

Серафин отразил нападение воина-мумии, подкравшегося к нему сзади. Но все происходившее уже не воспринималось как настоящее и казалось ирреальным, потусторонним и даже нелепым, как нелепы и его собственные действия. Словно бы он смотрел на свое махание саблей со стороны… И тут вдруг понял, какой промах они допустили — он сам, и Унка, и все остальные.

Они доверились предателю.

Лалапеи нигде не было видно.

Серафин заорал так неистово, что даже воины-мумии остановились. Он рванулся к ним, подхватил упавший ятаган и обрушил его на череп первой попавшейся под руку мумии. Унка прикончила еще одну. И вот тогда-то пришли в движение сфинксы и подступили ближе. Серафин успел заметить, что ягуаровый диван был пуст. Не было там и визиря.

— Лалапея! — взревел он в ярости, но никто ему не ответил.

Дарио обернулся на крик, и в его взгляде сквозила такая безысходность, такое безразличие, будто чья-то невидимая рука загасила в глазах парня последние проблески надежды.

Унка схватила Серафина за руку и увлекла его назад, в первый зал. Там стоял Тициан с револьвером и, уже не целясь, неистово отстреливался, пока Дарио не вышиб у него оружие из руки — шальная пуля могла задеть своих.

Лалапеи нигде не было видно. Ни следа.

Через главную дверь в зал ворвалось несколько воинов-мумий, которые отрезали им путь к отступлению. Серафин оглянулся, ища спасения. И увидел, как Боро выхватил из-за пояса фляжку и быстро втянул в рот ее содержимое. Он раздул щеки, но жидкость не проглотил. В миг чиркнул спичкой и выпустил изо рта струю прямо на подступавших воинов-мумий. Он не почувствовал боли от охватившего руку огня и даже не оглянулся на Дарио и Аристида, чтобы предупредить их о своем намерении до того, как взметнется столб пламени.

— Бежим! — крикнула Унка, когда перед ней выросла стена огня, бушующий хаос, откуда выскакивали горящие фигуры, перенося огонь на других.

Передняя часть зала мигом превратилась в кромешный огненный ад.

— Назад! — завопил Серафин, но Боро его не слышал и продолжал опрыскивать врагов своей огненной слюной. Он только тогда очнулся, когда пламя охватило его ноги. Быстро повернулся, увидел друзей, спасительную дверь и хотел бежать.

Но было поздно. Один из сфинксов выпрыгнул из большой двери и, стараясь не попасть в пожар, охвативший уже ползала, догнал Боро, когда тот в горящей одежде подскочил к выбитой потайной двери. Кривой ятаган размером с большой древесный сук взметнулся вверх и опустился на голову парня.

Серафин вскрикнул и бросился было назад, в зал, но туда уже ввалились другие мумии. Тут его кто-то увлек в открытый проход, и он понесся вслед за Ункой вверх по лесенке, за ним прыгали по ступеням Тициан с Аристидом. Оглянувшись, Серафин увидел, что сфинксы, что-то злобно выкрикивая, переминаются с ноги на ногу у нижней ступеньки: лесенка была слишком узка для огромных львиных тел. Даже если бы они попытались сунуться туда поодиночке, было бы нетрудно с ними расправиться.

Но об этом никто из беглецов не думал. Даже Серафин, которому несметное число раз приходилось спасаться бегством, был во власти страха, леденящего душу. Не чуя под собой ног, он пронесся мимо камер пыток, добрался до винтовой лестницы и сломя голову помчался вниз по ступеням. Если бы их внизу поджидали враги, то могли бы взять их голыми руками: только у одного Дарио еще была сабля. Тициан хотя и размахивал револьвером, но патроны все расстрелял. У Аристида вообще не было оружия, и он на бегу зажимал ладонями уши, словно бы отгораживаясь от ужасов внешнего мира.