Ах да, еще было побережье Хорватии, где Дарлинг умудрилась наступить на морского ежа, и глубокий порез на ступне давал о себе знать еще месяц после возвращения.

Турция, Коста-Брава, Финляндии, сексуально озабоченная Прага и морской еж находились друг от друга на весьма почтительном расстоянии, а с Костасом… С Костасом время и пространство ужались до размеров несерьезного летнего топика, где (в качестве аппликации) наползали друг на друга Андорра, Германия, Туманный Альбион, остров Корсика; Гибралтар и Куала-Лумпур, Мехико и Токио, идущие в одной связке (такие варианты перемещений в пространстве, без залета в родные пенаты на помыться-побриться-переодеться тоже существуют). А в швейцарском Берне Дарлинг успела побывать целых три раза — и это всего лишь за первые месяцы работы!..

— Вы международный человек-загадка, — сказала однажды Дарлинг Костасу, когда они ожидали посадки на очередной рейс.

— Все проще, чем вы думаете, — ответил Костас. — Я всего лишь оказываю консультационные услуги в финансовой сфере, а такие услуги нужны всегда. И везде.

— Я тоже оказывала услуги… правда, это были совсем не мировые финансы. Но мои услуги тоже были нужны всегда. И везде. Хотя и оплачивались они не в пример хуже.

— Вся разница в масштабе, Дарья. И потом… Открою вам большой секрет — я хороший переговорщик. А они — на вес золота.

— По биржевому курсу?

— По его ментальной стоимости.

Масштаб Костаса пока еще труднопредставим, а ведь последние полгода Дарлинг видит его гораздо чаще, чем кого-либо в своей жизни. Она видит его почти каждый день, за исключением редких выходных. И тех случаев, когда он отправляется в полет один, такое тоже бывает. Для этих краткосрочных отлучек (они длятся не больше шести-восьми часов) нет необходимости бронировать гостиницы и согласовывать графики встреч с принимающей стороной; единственное, что требуется от Дарлинг, — постоянно быть на связи.

За полгода у Дарлинг скопилась целая стопка визиток, от которых ее меркантильная сестра Лерка надолго впала бы в ступор. Или даже в травматический шок: сплошь директора компаний, главы концернов и прочий вялотекущий топ-менеджмент. Из соображений личной безопасности Дарлинг ничего не рассказывает Лерке о своей новой работе и новом работодателе — иначе бы та просто задушила ее вопросами относительно Костаса. Вытянула бы все, что Дарлинг успела узнать о нем, и это в лучшем случае. В худшем — уже через день она была бы в ненавистном Питере. Села бы на хвост Дарлинг с требованием тотчас же познакомить ее с беспривязным богатеньким буратино. Не нужно большого воображения, чтобы представить себе поведение Лерки при таком знакомстве; и, представляя это, Дарлинг загодя сгорает от стыда и неловкости за сестру. Дешевый флирт с мелодраматическими эффектами и сочинская напористость, помноженная на умопомрачительное мини… Нет уж, лучше не доводить до греха!.. И Лерка ведь совсем не такая: в своем естественном состоянии, без оглядки на мечту захомутать олигарха, она вполне вменяемый человек, неглупый и добрый, с чувством юмора, отработанным на миллионе бесперспективных воздыхателей. Отважный дайвер, отважный альпинист и просто лучшая сестра, какую только можно пожелать. А быть свидетелем превращения отважного дайвера в тупорылую охотницу за чужими миллионами Дарлинг вовсе не улыбается.

Лучше уж молчать в тряпочку.

Но молчать и поддерживать образ великомученицы из нотариальной конторы становится все труднее. Еще и потому, что скайповая пятница может прийтись на другой часовой пояс, другую часть света или авиаперелет — и тогда сеанс связи обязательно сорвется. А этого страшно не любят ни мама, ни Лерка, воспитанные в духе традиционного папочкиного: «родные люди всегда должны быть в поле зрения друг друга, они единственная ценность, которая у нас есть». К тому же Лерка вдруг начинает проявлять чудеса наблюдательности.

— Что-то тебя не видно в Инете, — в последний раз заявила она. — Раньше не вытащить было, а сейчас вообще не появляешься…

— Ну почему же… Появляюсь.

— Вчера сунула нос в твой журнал. Тебя там полгода не было! С чего бы это?

— Ну… нет настроения писать, вот и все.

— А раньше писала вне зависимости от настроения.

— А сейчас надоело.

— Ну-ну…

— И дел по горло. На работе завал.

— Завал в твоем клоповнике? Не смеши. Мама на днях ходила к нотариусу, одну несчастную бумажку заверить. Так они там еле руками шевелят.

— Так то Сочи. А это Питер. Две большие разницы.

— А по-моему, так никакой разницы нет. Везде одни и те же толстожопые канцелярские крысы.

— Спасибо! Я тоже тебя люблю.

— Я не о тебе. — Сестринское чувство все же не чуждо Лерке. — Я в принципе. А как там поживает твой инет-хмырь?

«Неплохо было бы рассказать об этом Паоло», когда она подумала так? Неделю назад, может быть, две. К чему относилось «неплохо»? К какой-то сценке с уличными музыкантами из Берна? Или это была толпа забавных ортодоксальных евреев, оккупировавших зал выдачи багажа? Только где — в Лондоне или во Франкфурте-на-Майне? При желании можно восстановить в памяти аэропорт. А заодно — и побудительный мотив мысли о Паоло. Но дело совсем не в мотиве: она думает о летчике-камикадзе все реже и реже. Разве что — о куполе рей-сена, призванном сохранить папочку от всех превратностей судьбы где-то там, в Мировом океане. Паоло тоже не проявляет себя, ни единой реплики за все время, ни одного «беспокоюсь молчанием»; еще полгода назад Дарлинг посчитала бы такую ситуацию трагичной, но сейчас она чувствует только облегчение.

— Нормально поживает.

— Да? Его тоже не видно. Забурились в личную переписку? По аськам шляетесь?

— Именно. А как поживает твой сырьевой олигарх?

— Жду со дня на день. На белом коне, с аксельбантами и розой в петлице, — хохочет Лерка по ту сторону монитора. — Нет, ты все-таки странно себя ведешь. Забыла про день рождения тети Нади, не поздравила даже. Она обиделась, между прочим.

Вот проклятье! У старшей маминой сестры было ДэРэ, неделю назад, когда они с Костасом летали как раз во Франкфурт. Обычно Дарлинг отмечалась телефонным звонком, а тут прошляпила, чего отродясь не бывало. В отличие от отвязной Лерки, Дарлинг — эталон внимательности и предупредительности, и заставить ее изменить многолетнюю линию поведения может лишь форс-мажор…

Костас и есть форс-мажор.

— Они теперь только это и обсуждают, мама с теткой. Как ты лажанулась. Думают, что у тебя там что-то происходит.

— Ничего у меня не происходит.

— Мама вот даже всплакнула вчера.

— С чего бы это?

— Переживает, вот с чего. Думает, а вдруг у тебя там какое-то крушение… Жизненное. Мало ли… Говорит, что тебе нужно переезжать в Сочи, чтобы под присмотром…

— Идиотизм.

— Конечно. А тетка грешит на здоровье. Мол, у тебя с ним не все в порядке…