Советская система выстраивалась с двух сторон. В Петрограде оттачивалась работа ее управленческого ядра. На местах творчество масс формировало практику самоорганизации активной части рабочих и крестьян. Ленин считал, что для начала прорыва к социализму достаточно этой активной части, авангардного меньшинства: «Мы избраны Съездом Советов. Это организация новая. В нее идут те, кто хочет бороться. Это не народ, но авангард, за которым тянется масса. Мы идем с массами, активными, не усталыми».[328] Большевизм опирался не на большинство населения, но на наиболее энергичную часть народа, стремящуюся к глубоким социальным преобразованиям. В этот поток входили и городские низы (необязательно именно пролетарские), и часть крестьянского актива, и часть интеллигенции, которая надеялась на создание общества, экономика которого работает по единому плану и позволит произвести технологическую модернизацию России. Сторонники «партии пролетариата» были разнородны в социальном отношении, но их объединяло стремление к радикальным социальным переменам.

Ленин надеялся, что затем удастся соединить результаты творчества низового актива и центра. Но когда весной 1918 г., освободившись от других срочных дел, он и его соратники займутся этим соединением, выяснится, что этого очень трудно достичь. У центральных и региональных советских работников формировались разные практики и даже психологические установки, региональные и центральные интересы входили в конфликты. Центру пришлось взяться за решительную переделку созданного на местах.

А пока перед Советской властью стояла более простая задача – устоять перед вызовом парламентаризма в лице Учредительного собрания.

Октябрьская революция началась на завершающей стадии предвыборной кампании в Учредительное собрание. Эта кампания увлекала политически активную общественность не меньше, чем Октябрьский переворот, а может быть, и больше. Ведь приход к власти большевиков казался чем-то временным, переходным. Итоги революции должно было подвести оно – Собрание.

Одна из претензий, которую большевики предъявляли Временному правительству, – оттягивание выборов. Уж большевики-то не станут чинить препятствий воле изъявлению народа. Троцкий писал весной 1918 г.: «И когда мы говорили, что дверь к Учредительному собранию ведет не через предпарламент Церетели, а через захват власти Советами, мы были вполне искренни».[329] Однако Ленин, придя к власти, стал относиться к общероссийскому голосованию не как к торжеству народовластия, а как к угрозе народовластию в понимании большевиков. Ведь истинным выразителем интересов и воли трудящихся для них были только Советы.

Ленин, по свидетельству Троцкого, предложил товарищам отложить выборы в Учредительное собрание, но они его не поддержали.[330] Идея Собрания была популярна, большевики еще только пришли к власти. Их первые декреты кроме всего прочего были и предвыборными акциями. Но и эсеры провели удачную предвыборную кампанию, сумели наладить массированный выпуск ярких и доходчивых предвыборных агитматериалов.[331]

Выборы в Учредительное собрание, официально проходившие 12 ноября (отдельные депутаты были избраны в октябре – феврале), привлекли на участки около 50 млн человек (учтено более 48,4 млн голосов), то есть более 60 % занесенных в списки для голосования. В городах в среднем проголосовали несколько более половины избирателей. Крестьяне голосовали даже активнее горожан.[332] В некоторых регионах итоги выборов не удалось подвести из-за вооруженных столкновений (например, вероятно, в Терско-Дагестанском округе[333]). Голосование не принесло большевикам победы – они набрали около 22,5 % голосов, в то время как другие социалистические партии получили более половины. Эсеры (иногда совместно с крестьянскими организациями) получили 39,5 %, национальные социалистические партии – 14,5 %, национальные несоциалистические партии получили 9,6 %, кадеты – 4,5 %, меньшевики – 3,2 %, энесы – 0,9 %.[334]

В городах эсеры оказались на третьем месте после большевиков и кадетов. Для большевиков, которые пока стремились контролировать прежде всего города, это было важным сигналом: кадеты являются главным противником на данном этапе борьбы за городские центры.

Из положенных 820 депутатов по разным причинам не удалось избрать 53. Было избрано 767, из которых 180 большевиков, 347 эсеров, 81 украинский эсер, 16 меньше виков, 11 украинских социал-демократов, 4 народных социалиста, 18 национальных социалистов, 15 кадетов, 16 казаков, 62 мусульманина, 16 представителей национальных списков, 1 представитель РПЦ. С учетом национальных партий в Учредительное собрание было избрано 450 эсеров[335] – абсолютное большинство Собрания.

Левые эсеры, прошедшие по спискам ПСР, получили только около 40 мандатов, то есть около 5 %, и не могли переломить ситуацию. Причем «самостоятельные списки левых эсеров не пользовались успехом у электората».[336]

Большевики и левые эсеры вместе располагали примерно третьей частью голосов, руководящим центром Собрания должны были стать эсеры.

Открытие Собрания планировалось на 28 ноября, но в условиях дезорганизации транспорта и угрозы репрессий со стороны большевиков большинство депутатов к этому сроку в Петроград не прибыло.

Результаты выборов вдохновили политическую оппозицию, потерпевшую поражение в ноябре. Независимо от партийных результатов (у меньшевиков и кадетов они были невысоки) социалисты и либералы видели теперь в Учредительном собрании возможность избавиться от большевистской диктатуры. IV съезд ПСР 26 ноября – 5 декабря выдвинул лозунг «Вся власть Учредительному собранию!». Этот лозунг не был самоочевидным, ведь задача обычного Учредительного собрания – выработка конституции. Но Собрание несло в себе такой высокий потенциал легитимности, что остальные порожденные революцией институты от него отставали. 22–23 ноября был создан Союз защиты Учредительного собрания, куда перетекли структуры КСРР. Возникла идея провести 28 ноября манифестацию в поддержку Учредительного собрания, и раз уж кворум не собрался, создать хотя бы временные органы, правомочные позднее открыть парламент.