Этот принципиальный тезис сопровождался и второстепенными придирками вроде того, что Собрание избрано по устаревшим спискам (имелся в виду раскол партии эсеров), когда еще не проявились во всем объеме результаты Октябрьской революции (впрочем, не факт, что, проявившись, они бы увеличили электорат большевиков). Тезисы ставили Собранию ультиматум: оно должно согласиться на частичные перевыборы и признать Советскую власть и ее декреты. В противном случае кризис будет разрешен «только революционным путем, путем наиболее энергичных, быстрых, твердых и решительных революционных мер» (которые Ленин связывает с мерами против кадетски-калединской контрреволюции).[361]

Уже после разгона Учредительного собрания на критику парламентаризма Лениным и Троцким ответила будущий основатель Коммунистической партии Германии Р. Люксембург. Ссылаясь на известные примеры революций прошлого, она писала: «Чем демократичнее учреждение, чем сильнее и живее удары пульса политической жизни масс, тем непосредственнее и точнее воздействие – несмотря на жесткие партийные вывески, устаревшие избирательные списки и т. п. Разумеется, каждое демократическое учреждение имеет свои рамки и недостатки как, впрочем, и все другие человеческие институты. Но только найденное Троцким и Лениным целебное средство – устранение демократии вообще – еще хуже, чем тот недуг, который оно призвано излечить: оно ведь засыпает тот живой источник, черпая из которого только и можно исправить все врожденные пороки демократических учреждений, – активную, беспрепятственную энергичную политическую жизнь широчайших народных масс».[362] Строго говоря, Ленин и Троцкий могли бы возразить, что не устраняли демократии вообще. Есть же выборные Советы. Но для значительной части населения, которая не была представлена в Советах, демократия устранялась или серьезно ограничивалась, и это было только начало. Так что Люксембург правильно разглядела вектор развития советского режима.

20 декабря Совнарком принял решение открыть работу Собрания 5 января. Но в противовес Учредительному собранию большевики и левые эсеры готовили созыв III съезда Советов, на котором должны были объединиться рабочие, солдатские и крестьянские Советы.

1 января был обстрелян автомобиль Ленина, легко ранен ехавший с ним швейцарский социал-демократ Ф. Платен. Позднее заговорщиков сдал один из подельников, солдат, который решил, что его обманули и большевики не являются предателями России. Заговорщики – группа офицеров – были арестованы, но во время немецкого наступления по их просьбе отправлены на фронт.[363] Так или иначе, выстрел обеспечил большевикам хороший повод для усиления мер безопасности в столице. 2 января в связи с покушением (хотя и без всяких доказательств причастности) были арестованы эсеры П. Сорокин, А. Аргунов и А. Гуковский (двое последних уже второй раз за последнее время). Г. Зиновьев объяснил в Петросовете 3 января, что покушение на Ленина морально подготовлено эсеровскими газетами, с чем и связан арест.

После консультаций с левыми эсерами[364] большевистское руководство решилось на разгон Учредительного собрания. Военный перевес был на его стороне, хотя многие части были скорее нейтральными или колебались.

Председатель президиума военной комиссии ЦК ПСР Б. Соколов вспоминал, что на учете в ней состояли более 2000 рабочих дружинников, но большинство их не являлись на явки, то есть числились только на бумаге. Поэтому ставка была сделана на броневой дивизион Измайловского полка, который находился под контролем эсеров. Его девять броневиков должны были прикрывать демонстрантов. Также планировалась вооруженная демонстрация сочувствовавших эсерам солдат Семеновского и Преображенского полков. Но 3 января этот план был отклонен ЦК ПСР, опасавшимся, что вооруженные столкновения приведут к широкомасштабной гражданской войне. Чернов считал, что большевики спасуют перед авторитетом Учредительного собрания. «Отбой» вызвал разочарование среди проэсеровски настроенных солдат: «Долго мы говорили с семеновцами, и чем больше говорили, тем становилось яснее, что отказ наш от вооруженного выступления воздвиг между ними и нами глухую стену непонимания».[365] Впрочем, одновременно сторонникам Советской власти удалось испортить броневики в дивизионе. Большевики снова показали, что в деле военных заговоров они более деловиты и изобретательны.

С учетом того, что мы знаем о последующих событиях, отказ от военной демонстрации выглядит политической ошибкой эсеров. Действительно, пацифизм сторонников Учредительного собрания не спас его от разгона, Петроград – от кровопролития, а страну – от гражданской войны. Но лидеры эсеров 3 января не знали того, что знаем мы сегодня. Вооруженная демонстрация давала большевикам повод объяснить разгон Учредительного собрания вооруженным восстанием эсеров, что ослабляло бы их морально-агитационную позицию. Пока была надежда, что большевики дадут Собранию работать какое-то время и показать результаты, – эсеры справедливо опасались срыва этой работы из-за военных конспираций. Нужно было продемонстрировать готовность к демократической конструктивной работе как альтернативе насилию – гражданской войне и диктаторству. Но вот что мешало готовить вооруженную поддержку на случай разгона Собрания? Ведь та же вооруженная демонстрация и даже более активные действия после разгона уже выглядели бы совсем иначе – как акт защиты невинно разогнанных грубой силой народных представителей. Вместо того чтобы перенести свои силовые действия на некоторое время, эсеры просто отменили их, деморализовав своих сторонников в войсках. И вся страна вскоре «узнала», что сторонники Учредительного собрания – кучка бессильных интеллигентов.

4 января было опубликовано постановление ВЦИК о том, что попытка какого-либо учреждения (понятно какого) присвоить себе государственную власть будет подавляться. Мол, конституцию пишите, если хотите, но лимит на присваивание государственной власти в России исчерпан.

Красная гвардия блокировала район Петрограда, где расположен Таврический дворец, и взяла под усиленную охрану окрестности расположенного недалеко Смольного. На Литейном проспекте и прилегающих улицах были построены баррикады.

К открытию заседания в Таврический дворец прибыли около 410 депутатов из 767. Кворум был достигнут.

5 января, в день открытия Собрания, в сторону Таврического дворца двинулись демонстранты. Красная гвардия не пропускала их к дворцу. Красногвардейцы открывали огонь. Погибли 12 человек, в том числе 8 обуховских рабочих, член исполкома Всероссийского крестьянского Совета первого созыва солдат Г. Логвинов и внучка декабриста Е. Горбачевская.[366] Еще 6 человек погибли при разгоне демонстрации в Москве.[367] А. Горький писал: «“Правда” лжет, когда пишет, что манифестация 5 января была сорганизована буржуями, банкирами и т. д. и что к Таврическому дворцу шли именно “буржуи”, “калединцы”.