Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Об этом стихотворении Ахматова в старости говорила, что ни о каких пороках речи не было, так, игра, в особенности по сравнению с современностью, «стихи скучающей капризной девчонки, а не описание разврата, как принято думать теперь». Однако, когда писала, она определенно чувствовала присутствие греха, искушение, отступление от истинного пути, соблазн. Рисуя обстановку «Бродячей собаки», Ахматова ставит героиню в положение выбора. Ее подкарауливают, сторожат эти «глаза осторожной кошки», выжидают удобного момента. Но если уступить соблазну – впереди ад.
Начало года ознаменовалось литературной борьбой. Акмеисты все громче заявляют о себе. С. Городецкий в своих выступлениях в защиту акмеизма опускается до личностей, до оскорблений, вызывает бурю протеста в среде идейных противников. Даже Гумилев уже спорит с ним публично, указывая на просчеты Городецкого. Внутри кружка акмеистов постепенно назревает противоречие между двумя руководителями.
В первом номере «Аполлона» за 1913 год напечатаны статьи обоих синдиков Цеха поэтов и лидеров акмеизма: «Наследие символизма и акмеизм» Н. Гумилева и «Некоторые течения в современной русской поэзии» С. Городецкого, которые расценивались как манифесты акмеизма. Борьба обострилась. Ахматова вспоминала, как старик Радецкий с гигантской бородой потрясал кулаками и кричал:
– Эти Адамы и эта тощая Ева!..
Даже Брюсов, на поддержку которого рассчитывали акмеисты, выступил против них. Признавая талант поэтов, он все же обрушился на их направление. «Гумилев превратился в его статье в г-на Гумилева, что на языке того времени означало нечто, стоящее вне литературы», – вспоминала потом Ахматова. Гумилев прекращает переписку с Брюсовым. Для него, конечно, это было непросто: потерять учителя, товарища, человека, к которому он прислушивался. Но Николай Степанович всегда был бескомпромиссен в делах, касающихся поэзии.
В Цех приняты В. Хлебников и Н. Пунин. Последний через несколько лет сделается близким человеком для Анны. Блок, раздраженный нападками Городецкого, запишет в дневник 10 февраля: «Никаких символизмов больше – один, отвечаю за себя, один – и могу еще быть моложе молодых поэтов “среднего возраста”, обремененных потомством и акмеизмом». Понятно, в чей огород камешек.
К весне Гумилев чувствует себя загнанным. Не только литературная борьба тому причиной. Отношения с О. Высотской зашли в тупик, ведут к разрыву. С Анной, от которой он ждал поддержки, и вовсе разлад. И Николай Степанович решает «бежать» в спасительную Африку.
Время для путешествия не самое удачное – период дождей. Доктор русской миссии в Абиссинии А. И. Кохановский, вернувшийся на родину, предупреждал Гумилева о трудностях путешествия в эту пору. Но Гумилев настойчив в своем желании. Это путешествие должно поставить все на места, прояснить отношения с Анной, распутать клубок, как это было доныне. Вдали от дома видится ясней, и в риске познается ценность данного судьбой.
На этот раз Гумилев отправился в научную экспедицию от Музея антропологии и этнографии Академии наук. Он берет с собой племянника Колю-маленького, Сверчкова. Директор музея В. В. Радлов выдает Николаю Степановичу открытое письмо с просьбой о содействии экспедиции. Гумилев получает оружие и патроны. «Приготовления к путешествию заняли месяц упорного труда», – напишет он в «Африканском дневнике».
Накануне отъезда Гумилев слег с температурой под сорок. Он лежал в бреду, подозревали тиф. Однако в назначенное время встал, собрался и уехал. Когда явились друзья справиться о его здоровье, заплаканная Ахматова сообщила:
– Коля уехал.
7 апреля 1913 года родные и друзья провожали Колю-большого и Колю-маленького на одесский поезд, а девятого они уже были в Одессе. Началось путешествие, которое длилось почти пять месяцев. На этот раз Гумилев регулярно пишет жене письма, из которых она узнает о ходе путешествия. Анна не напишет ему ни разу. У нее были на то причины.
Путешествие
Его первое письмо послано еще из Одессы, оно датируется 9 апреля 1913 года.
Милая Аника,
я уже в Одессе и в кафе почти заграничном. Напишу тебе, потом попробую писать стихи. Я совершенно выздоровел, даже горло прошло, но еще несколько устал, должно быть, с дороги. Зато уже нет прежних кошмаров; снился раз Вячеслав Иванов, желавший мне сделать какую-то гадость, но и во сне я счастливо вывернулся. В книжном магазине просмотрел Жатву. Твои стихи очень хорошо выглядят, и забавна по тому, как сильно сбавлен тон, заметка Бориса Садовского.
Здесь я видел афишу, что Вера Инбер в пятницу прочтет лекцию о новом женском одеянии, или что-то в этом роде; тут и Бакст, и Дункан, и вся тяжелая артиллерия.
Я весь день вспоминаю твои строки о «приморской девчонке», они мало того что нравятся мне, они меня пьянят. Так просто сказано так много, и я совершенно убежден, что из всей послесимволической поэзии ты да, пожалуй (по-своему), Нарбут окажетесь самыми значительными.
Милая Аня, я знаю, ты не любишь и не хочешь понять это, но мне не только радостно, а и прямо необходимо по мере того, как ты углубляешься для меня как женщина, укреплять и выдвигать в себе мужчину; я никогда бы не смог догадаться, что от счастья и славы безнадежно дряхлеют сердца, но ведь и ты никогда бы не смогла заняться исследованием страны Галла и понять, увидя луну, что она алмазный щит богини воинов Паллады.
Любопытно, что я сейчас опять такой же, как тогда, когда писались «Жемчуга», и они мне ближе «Чужого неба».
Маленький до сих пор был прекрасным спутником; верю, что так будет и дальше.
Целуй от меня Львеца (забавно, я первый раз пишу его имя) и учи его говорить «папа». Пиши мне от 1 июня в Дире-Дауа (Dire-Daoua, Abyssinie. Afrigue), до 15 июня в Джибути, до 15 июля в Порт-Саид, потом в Одессу.
В письме речь идет о стихотворении Ахматовой «Вижу выцветший флаг над таможней…», в котором она обращается к отроческим годам и, верно, вспоминает первую (единственную, как она считала) любовь. Это никак не названо, не произнесено, но Гумилев чувствует значимость сказанного, прочитывает подтекст.
Многие исследователи и биографы, вырывая из контекста фразу «Милая Аня, я знаю, ты не любишь и не хочешь понять это», толкуют ее буквально: «Аня, я знаю, ты меня не любишь». Однако здесь, очевидно, отголоски их споров и трудного прощания. Анна не любила не Гумилева, а его увлечение Африкой. Сквозь эти строчки проступают упреки, услышанные Гумилевым накануне отъезда. И он объясняет, почему так важно ему путешествовать и «укреплять и выдвигать в себе мужчину».
