chitay-knigi.com » Историческая проза » Воин и дева. Мир Николая Гумилева и Анны Ахматовой - Ольга Черненькова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 32 33 34 35 36 37 38 39 40 ... 73
Перейти на страницу:

Обычно он рано просыпался и начинал работать, а жена спала долго. Сидя за столом, Николай шутливо ворчал, цитируя Некрасова:

– Белый день занялся над столицей,
Сладко спит молодая жена,
Только труженик муж бледнолицый
Не ложится, ему не до сна.

Иногда Гумилев, дурачась, коверкал стихи:

– «Только муженек труж белолицый»…

Ахматова, потягиваясь и зевая, парировала словами того же Некрасова:

– «На красной подушке / Первой степени Анна лежит»!

Как-то Городецкий поинтересовался, где он мог бы «увидеть» Анну Андреевну, намекая на свидание. Она ему ответила, шутливо подыграв:

– Приходите завтра в двенадцать!

Он знал, куда приходить: на «Тучку». Ахматова тотчас забыла о шутке, ей не могло прийти в голову, что Городецкий примет ее приглашение всерьез. Она мирно проснулась на следующий день в 11 часов. Пила в постели кофе, поданный мужем. Гумилев в халате сидел за столом и работал, как обычно. И вот в 12 часов является Городецкий, «заглаженный, с розой». Немая сцена. Городецкому пришлось выкручиваться из водевильной ситуации. Он стал резко выговаривать Николаю Степановичу за какое-то невыполненное дело. В итоге досталось ни о чем не ведающему Гумилеву.

Ахматова писала в «Записных книжках»: «Скоро после рождения Левы мы молча дали друг другу полную свободу и перестали интересоваться интимной стороной жизни друг друга». Они оба чувствуют трагедию несостоявшегося, несмотря на то что бравируют широтой своих взглядов. За этой бравадой скрываются боль и несогласие.

В «Бродячей собаке» их постоянно подстерегали соблазны. Посиделки часто длились до утра, оставалось пять-шесть человек. Анна собиралась ехать последним поездом в Царское Село, а Гумилев решал остаться. По ее воспоминаниям, он усиленно флиртовал с Адой Губер, а жена поджимала губы и разливала чай. Бешеный темперамент Гумилева требовал новой пищи. Однако он никогда не встречался сразу с двумя женщинами. В этот период в разгаре его роман с О. Высотской. Анна Андреевна не могла этого не чувствовать, хотя отношения не афишировались – Гумилев всегда был конспиратором.

Но, видимо, что-то все же произошло между ними, потому что Анна уезжает на Рождество в Киев к матери. Одна, без мужа. И без сына. Возможно, именно тогда были написаны горькие стихи:

Сколько просьб у любимой всегда!
У разлюбленной просьб не бывает.

Этот начальный афоризм указывает на ощущение героиней потерянности, оставленности. И эта грань «любимая – разлюбленная» характеризуется предельно просто, буднично: просьбами. Она теряет право на него, поэтому больше нет просьб к нему. Впереди ждет опасность и неизвестность: «И я стану – Христос помоги! – / На покров этот светлый и ломкий», то есть на бесцветный ледок. Боль, обида сквозят в строчках, посвященных ему. И это тоже, видимо, следствие их объяснения: вырывается наболевшее.

А ты письма мои береги,
Чтобы нас рассудили потомки,
Чтоб отчетливей и ясней
Ты был виден им, мудрый и смелый,
В биографии славной твоей
Разве можно оставить пробелы?

Горькая ирония, даже сарказм разлюбленной женщины искупается здесь надеждой на творчество и будущую славу, подаренную ей любящим когда-то человеком:

Пусть когда-нибудь имя мое
Прочитают в учебнике дети,
И, печальную повесть узнав,
Пусть они улыбнутся лукаво…
Мне любви и покоя не дав,
Подари меня горькою славой.

Слава горькая – все, что ждет героиню. Она давно знает, какой ценой платит за свой дар…

А у Гумилева немногим позже появятся редкие для него исповедальные стихи: первый вариант «Пятистопных ямбов», после которых Ахматова, по ее признанию, не претендует больше ни на что в его поэзии. Она воспринимала эти стихи как прощание с ее образом в творчестве Гумилева. И действительно, прощание:

Ты, для кого искал я на Леванте
Нетленный пурпур королевских мантий,
Я проиграл тебя, как Дамаянти
Когда-то проиграл безумный Наль!

Ощущение потери, разочарование, покаянный мотив звучат в стихах. Следующий фрагмент перекликается с блоковскими «О доблестях, о подвигах, о славе» («Ты в синий плащ печально завернулась, / В сырую ночь ты из дому ушла»):

Сказала ты задумчиво и строго:
«Я верила, любила слишком много,
А ухожу, не веря, не любя;
Но пред лицом Всевидящего Бога,
Быть может, самое себя губя,
Навек я отрекаюсь от тебя».

Объяснение, видимо, было как раз в конце 1912 года. По крайней мере Анна Андреевна пометила это стихотворение: «1912, Ц. С.». И даже если в «Ямбах» воссоздана ситуация с Ольгой Высотской, как считают некоторые исследователи, первоначальная идея его связана с Ахматовой. Да, и объяснение было. Вполне возможно, что женщины говорили одно и то же. Упреки в нелюбви всегда звучат одинаково. Только Ахматова не ушла, как ушла беременная Высотская: раз и навсегда.

Здесь героиня у Гумилева обретает обобщенные черты: задумчивая, строгая, разуверившаяся женщина. Произнося слова отречения, она понимает, что, покидая когда-то любимого мужчину, она губит и себя, ведь он отнял любовь и веру. А герою нечего возразить, нечего ответить.

Твоих волос не смел поцеловать я,
Ни даже сжать холодных тонких рук,
Я сам себе был гадок, как паук,
Меня пугал и ранил каждый звук,
И ты ушла, в простом и темном платье,
Похожая на древнее Распятье.

Всю вину за разрыв герой берет на себя. Он сам оказался несостоятельным (как и герой А. Блока), не смог дать любимой того, что она ждала. Однако продолжение первого варианта все-таки указывает на Высотскую: разрыв с ней, произошедший где-то весной 1913 года, мог вызвать такую реакцию:

Я не скорблю. Так было надо. Правый
Перед собой, не знаю я обид.
Ни тайнами, ни радостью, ни славой
Мгновенный мир меня не обольстит,
И женский взор, то нежный, то лукавый,
Лишь изредка, во сне, меня томит.

Едва ли Гумилев отнес бы жену к «мгновенному миру». Да она и не ушла, она уехала на Рождество в Киев к маме, чтобы потом вернуться снова в дом Гумилевых, к мужу и сыну.

Воин и дева. Мир Николая Гумилева и Анны Ахматовой

1913 год

19 декабря в вагоне Анна Андреевна пишет стихотворение, которое потом будет датировать 1 января 1913 года, первой годовщиной существования артистического кабаре «Бродячая собака»: «Все мы бражники здесь, блудницы». Стихотворение о соблазнах этого пристанища богемы, о начале знакового года, к которому обратится потом в «Поэме без героя». Начинался безумный год – последний мирный год перед катастрофой.

1 ... 32 33 34 35 36 37 38 39 40 ... 73
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности