– Девять лет. Раечка тогда свою квартиру продала, чтобыоперацию на сердце сделать, поэтому ко мне перебралась.

Я удивилась. Нет, я знаю, что здравоохранение у насбесплатное только на бумаге. На деле надо выложить деньги за анализы, заплатитьнянечкам, чтобы выносили «утку», медсестрам, чтобы нормально делали уколы,лечащему врачу, чтобы вместо гланд не вырезал аппендицит… Но неужели и спенсионеров сдирают три шкуры? В этом духе я и высказалась Лидии Тимофеевне.

– Никто не хотел со старухой возиться, – махнуларукой баба Лида. – Раечке ведь тогда семьдесят лет стукнуло, ей врачоткрытым текстом сказал: «Какая уж тут операция, тебе, бабка, пора на погост. Ау нас очередь из двадцатилетних». Ну, она поехала в Израиль, и там ей отличнымобразом поставили кардиостимулятор. На девять лет жизнь продлили! Правда, вкопеечку влетело, все деньги от квартиры врачам ушли подчистую.

– А Валерий Ефимович что же денег матери не дал?

Старушка пожала плечами.

– Деньги все в бизнесе были. Валерочка сказал, чтовзять их оттуда невозможно.

Ага, невозможно. И буквально через пару лет он купилчетырехкомнатную квартиру в центре Москвы. И еще хватило наглости просить матьучаствовать в фиктивном дарении. Я и так была о Крылове невысокого мнения, нотеперь оно упало ниже плинтуса.

Бабулька сделала бутерброды с маслом и вареньем, я разлилапо чашкам чай. И чай, и бутерброды оказались на удивление вкусными. Может быть,потому что у меня с утра маковой росинки во рту не было. А может, потому, чтопище в процессе приготовления передается энергетика человека, а баба Лида –светлый ангел, это видно с первого взгляда.

– А ты, значит, отчима по имени-отчеству называешь? –спросила баба Лида. – Уважаешь?

– Угу, – буркнула я.

– Мне кажется, отношения у вас напряженные… –проницательно отозвалась старушка.

– Просто он сложный человек.

Она кивнула.

– Это Валера со временем такой стал. А в юности был –весельчак, душа компании. Бывало, соберутся они с Алехиным и давай что-нибудьпридумывать. Дым стоял коромыслом!

Я насторожила уши.

– Алехин? Это кто?

– Да Алексей Беляев. Такой умный мальчишка! Ну, то естьсейчас он уже, конечно, не мальчишка. Леша здорово играл в шахматы, даже имелкакой-то разряд, поэтому ему и дали такое прозвище – Алехин. Они с Валеройдружили со школы, не разлей вода были. После армии вместе работали на заводе,потом начали бизнес – обувной кооператив… Неужели отчим тебе не рассказывал?

– Нет, не рассказывал, наверное, повода не было. АКарась кто? – спросила я, хотя уже догадывалась.

– Карасем звали Валеру. Его так прозвали из-за рыбалки,уж очень он любил на озере с удочками посидеть, карасей половить.

А мне вот кажется, что Крылову дали прозвище «Карась» из-заподлой и скользкой натуры. Но я оставила свое мнение при себе.

– А где Алехин живет? Тоже в Балашихе?

– Раньше жил в соседнем подъезде, квартира прямо как уменя. А потом куда-то переехал с семьей. Наверное, в Москву. Ты у Валерыспроси, он должен знать. Кстати, Майечка, а почему ты одна приехала? Где твоямать, Юля, Антон? И Валерочка в последний раз был у меня три года назад, когдаРаю хоронили.

Судя по всему, баба Лида никогда не видела московскихродственников, только знала об их существовании. Я принялась рисоватьблагостную картинку:

– Они не смогли вырваться. Мама работает в школе,учительницей начальных классов.

– Но сейчас же каникулы!

– Правильно, она уехала воспитателем в летний лагерь.Антон готовится поступать в институт.

– Какой? – жадно поинтересовалась старушка.

– Ветеринарный, он животных очень любит. Юля у насисторик, она отправилась в научную экспедицию в Курскую область. Ну, а я толькочто окончила институт, через неделю выхожу на работу, буду трудиться администраторомв гостинице.

– Какая у вас интересная жизнь! – вздохнула ЛидияТимофеевна. – А у меня каждый день одно и то же… А Валерочка что же неприехал? Много работы?

Мне не хотелось расстраивать старушку. Ну много ли ейосталось? Выглядит она лет на восемьдесят, не меньше. Пусть пребывает вблаженном неведении относительно того, что случилось с ее племянником.

– Он приболел, – выдавила я из себя.

– Что-то серьезное? – всполошилась бабулька.

– Нет-нет, обычное хроническое заболевание.

Ага, обычное такое хроническое заболевание, «смерть»называется.

Когда мы допили чай, пришла тетка из соцзащиты. Ни«здрасте», ни «как здоровье». Грохнула на стол сумку, принялась сноровистовыкладывать продукты.

– Вот, купила все по списку.

Тетка мне с первого взгляда не понравилась. Вид у нее былсамый что ни на есть жлобский.

– Ужас, как все дорожает! – причитала она. –Еще на прошлой неделе сливочное масло стоило пятьдесят рублей, а сегодня ужешестьдесят. Творог тоже подорожал, хлеб, картошка… Так что конфет я не купила,денег не хватило. Даже пришлось свои двадцать рублей добавлять.

Я заметила, как расстроилась баба Лида. Очевидно, у старушкиосталось одно удовольствие в жизни – полакомиться конфеткой.

– Спасибо, Танюша, я сейчас отдам деньги, –засуетилась Лидия Тимофеевна и посеменила в комнату.

Я посмотрела, какое «масло» купила тетка, и мне в душузакрались сомнения. Нет, я не спорю, инфляция в стране чудовищная. Вот тольковряд ли этот кусок отечественного маргарина может стоить пятьдесят рублей.Помнится, в день убийства Крылова я ходила в супермаркет и купила тамнатуральное финское масло с восхитительным вкусом – заметьте, стоило онопятьдесят рублей с копейками.

– Покажите, пожалуйста, чеки, – попросила я.

Маленькие глазки злобно уставились на меня.

– А ты кто такая?

– Я родственница Лидии Тимофеевны, двоюродная внучка.Покажите чеки!

– Нет у меня чеков, в магазине не дали, – заявилатетка, нагло ухмыляясь.

Я обозлилась и перестала с ней миндальничать.

– Раз нет чеков, отдавай деньги! Сколько ты брала у бабыЛиды – триста, пятьсот рублей? Отдавай обратно!

Она вывернула свою кошелку.

– Вот тебе чеки! Подавись!

На стол посыпались чеки. Я принялась их разбирать: один заполкило грецких орехов, второй за банку меда, третий за печень трески, все чекипробиты сегодня. Среди прочих был чек на масло – как я и подозревала, оностоило тридцать один рубль.