Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Макар смотрел на то, как постепенно уменьшается гора серо-ржавой земли рядом с могилой, но перед его глазами опять стояли Серафима с мальчиком. Чердынцева мутило от осознания собственной никчемности и невозможности сделать что-то, что приблизило бы встречу с ними. Словно в полусне, промерзший насквозь, он оцепенело стоял в нескольких метрах от последнего пристанища Горецкой и хотел лишь одного — найти Симу и ребенка и броситься перед ними на колени. Впервые этот жест не казался ему пафосным — за этой девушкой он пополз бы на край земли, вымаливая прощение.
Все закончилось — земляной, вперемешку со снегом, холм заложили венками, воткнули табличку с именем.
— Вы уж насчет памятника сами решайте, — шепотом проговорил Щербинин. — Крест, может… Или стелу…
— Да, я потом решу… — так же шепотом ответил Макар, с трудом двигая губами.
Сев в автомобиль, он включил обогрев. Худрук нахохлился как воробей — от холода у него мелко дрожала челюсть. Указывая Макару дорогу, он притоптывал подошвами и растирал ладонями колени, пытаясь скорее согреться.
В кафе было уже накрыто. Макар не помнил, про какое количество мест говорила ему Марьяна, да это и не имело значения. Кроме Вершинина он никого не знал.
Чердынцев положил телефон рядом с собой и рассеянно возил вилкой в тарелке. На столе пятном выделялось фото Горецкой, которое, по всей видимости, было взято из театрального вестибюля. Макару было не по себе от взгляда темных с прищуром глаз, от хищного с заметной горбинкой носа и острого подбородка.
Зазвенела посуда, застучали столовые приборы, послышались негромкие разговоры. Чердынцев чувствовал, что никто из присутствующих, по сути, не мог сказать ничего хорошего о почившей. Говорили о таланте перевоплощения, о богатом тембре голоса, но как о человеке практически ничего.
Когда стали разносить горячее, дверь в зал приоткрылась и показалась голова Ерохина. Макар помахал ему с места, указывая на соседний пустующий стул, но следователь точно так же поманил его к себе.
Кровь ударила Макару в голову. Вскочив, он кинулся вон из зала.
— Что? Ты нашел Серафиму? — вцепился он в плечи следователя, как только оказался за дверью.
— Ты в порядке? — нахмурился Ерохин.
— Я… — Макар отвернулся и быстро отошел к окну. "Нельзя ничего говорить. Вдруг это навредит Симе?" — решил он. — Что-то по Горецкой есть? — спросил уже спокойнее.
— Да запутал ты меня своими Амалиями, честное слово, — пробурчал Ерохин. — На, смотри, — он вытащил из кармана распечатки, сложенные в один файл.
Макар развернул один из листков к свету.
— Так… Штерн Ян Христофорович… Это кто, отец?
— Да. До войны работал врачом в Белгороде, женился. Семья, дочь.
— Понятно. Это я потом посмотрю. А тут что?
— По Горецкой, — удивился Ерохин.
— Ты не понял, Слава, Горецкая и есть Амалия Штерн.
Ерохин взял листки.
— Ну, наверное. Я толком не изучал еще. Замуж-то она вышла у нас в Добринске под фамилией Брусникина. Вот, видишь, запись?
Разворачивая страницы к себе, Макар выронил две, и они мягко спланировали на пол.
Чердынцев присел, сгребая их вместе, но тут же обратил внимание на серый оттиск старой фотографии. На ней были изображены серьезный мужчина в костюме и пенсне, строгая женщина с плотно сжатыми губами, и белокурая девочка с такими мягкими и нежными чертами лица, что на ум приходило сравнение с ангелом.
Макар дотронулся до изображения. "…Словно из другой эпохи… Да, именно так, по-другому и не скажешь…"
— Амалия Штерн… — пробормотал он и, поднявшись, разложил листки на подоконнике.
Ерохин встал рядом с ним, с недоумением следя за его действиями.
Как только Макар нашел фото Горецкой, взятое из ее паспорта, он несколько секунд то подносил, то отдалял его от себя.
— Слава, у тебя зрение хорошее?
— Не жалуюсь.
— Скажи, они похожи?
Ерохин повторил манипуляции, только что проделанные Макаром, и качнул головой.
— По-моему, два абсолютно разных человека. Нет, я понимаю, что с возрастом люди меняются, но… Форма лица, нос… Тут только специалист точнее скажет. А почему ты спрашиваешь?
Макар поднял на Ерохина растерянный взгляд и тихо проговорил:
— Слава, это не Амалия Штерн… То есть не Горецкая…
— А кто? — выпучил глаза остолбеневший Ерохин.
— Я не знаю… Черт, — Макар обернулся и посмотрел на дверь в зал. — Кого мы сейчас похоронили-то??
Чувство тревожного ожидания очень скоро превратилось в слабость, которая разлилась по рукам и ногам и комом засела в груди. Кружилась голова и болели плечи. Сима провела подушечкой пальца по внутренней стороне руки и, почувствовав неприятное жжение, вздохнула. Первые признаки простуды были налицо, и оставалось только гадать, сможет ли организм побороть болезнь в зародыше.
Спустившись вниз, Сима вскипятила воду, добавила в нее сухих трав и чайную ложку меда. Затем вскрыла банку концентрированного молока и, разведя его водой, размешала с оставшимся с вечера картофелем.
Телефон в кармане, казалось, прожигал дыру. Она будто чувствовала, как он накаляется от напора звонков и смс, которые приходят от знакомых и незнакомых ей людей. Наверняка, Валечка Андреевна сходит с ума в поисках своей пропавшей соседки. Такая уж она — милая замечательная Валечка, готовая всегда прийти на помощь, понять любого и заранее простить, наверное, все что угодно. Она бы первая примчалась сюда, стоило только Симе обозначить свое местонахождение. Только вот следом за ней сразу же прибудут стражи порядка, и что получится из всего этого, одному богу известно…
Конечно, Валечка ни за что не оставит Илюшу, но где гарантии, что его отдадут именно ей, а не упекут в детский дом, пока будет идти следствие? И сможет ли Сима отстоять свое право остаться рядом с ребенком, не превратится ли она в девочку для битья, на которую можно будет повесить всех собак? Рисковать сыном было немыслимо и неправильно… Вот если бы у Ильи был отец, который бы в любом случае встал за него горой…
«Если бы ТЫ только знал, как мне сейчас плохо!» — глаза Серафимы наполнились слезами. Впервые за долгое время она лично обратилась к тому, чьего имени даже не знала. Впервые почувствовала такую боль, от которой сдавило виски и колюче сжало горло.
Если бы можно было все вернуть назад… Если бы можно было…
Все эти годы ей приходилось заставлять себя отрицать тот факт, что оба они должны были думать о последствиях своего спонтанного поступка. Но, приняв решение однажды, разве можно было повернуть все вспять? Нет, разумеется, она могла бы найти того парня — набраться наглости или смелости и прийти в гостиницу, выспросить у работавшей там пожилой женщины имя и фамилию симпатичного молодого постояльца. Но каждый раз, когда эта мысль закрадывалась в голову, Сима гнала ее и, сцепив зубы, шла дальше.