за собой значительные изменения в поселенческой структуре и процессах освоения лесостепных регионов русско-ордынского пограничья оседлым земледельческим населением.

По мнению В.Л. Егорова, прямым следствием монгольского нашествия стало резкое прекращение освоения славянскими земледельческими общинами районов лесостепной полосы в результате отхода русского населения на север по причине постоянной военной опасности со стороны ордынских кочевников. Именно с этим оттоком оседлого населения исследователь связывал появление на русско-ордынском пограничье малозаселенных районов, так называемых буферных зон, отделявших, по мнению историка, земли русских княжеств от территории ордынских кочевий[664].

Тезис В.Л. Егорова о запустении пограничных со Степью территорий южнорусских княжеств был впоследствии поддержан и развит А.В. Чернецовым, высказавшим мнение о том, что в результате монгольского нашествия и установившейся впоследствии системы политической зависимости русских земель от Золотой Орды расширило территорию так называемой «зоны страха», появившейся, по оценке исследователя, еще в домонгольскую эпоху, и повлекло за собой временное прекращение русской земледельческой колонизации пограничных со Степью регионов[665].

Действительно, в ряде пограничных со Степью районов южнорусских княжеств археологически фиксируется значительное уменьшение числа стационарных поселений, прекращение функционирования которых датируется второй половиной XIII в. Особенно серьезный урон понесли земли, оказавшиеся на пути прохождения монгольских туменов. Так, из 36 поселений, существовавших в домонгольскую эпоху в Пронско-Рановском ополье (Рязанское княжество), 10 не пережили события зимы 1237/38 г. При этом в последующие десятилетия был полностью заброшен участок на р. Ранове у Княжого городища, существенно (с 12 до 6) сократилось число поселений на р. Моше[666]. В сельской округе Старой Рязани после Батыева нашествия численность поселений также резко сокращается: из 29 населенных пунктов продолжают существовать лишь 6, и еще 9 можно отнести к числу новообразованных[667].

Определенные демографические потери понесли некоторые регионы Южной Руси в результате мероприятий первой переписи, проведенной во владениях Джучидов Масуд-беком в середине 40-х гг. XIII в.[668] По сообщению Плано Карпини, «…в бытность нашу в Руссии был прислан туда один сарацин, как говорили, из партии Куюк-каана и Бату, и этот наместник у всякого человека, имевшего трех сыновей, брал одного, как нам говорили впоследствии; вместе с тем он увел всех мужчин, не имевших жен, и точно так же поступал с женщинами, не имевшими законных мужей, а равным образом выселял он и бедных, которые изыскивали себе пропитание нищенством. Остальных же, согласно своему обычаю, пересчитал, приказывая, чтобы каждый, как малый, так и большой, даже однодневный младенец, или бедный, или богатый, платил такую дань, именно чтобы он давал шкуру белого медведя, одного черного бобра, одного черного соболя, одну черную шкуру некоего животного, имеющего пристанище в той стране, название которого мы не умеем передать по-латыни, а по-немецки оно называется ильтис (iltis), поляки же и русские называют этого зверя дохорь (dochori), и одну черную лисью шкуру. И всякий, кто не даст этого, должен быть отведен к татарам и обращен в их раба»[669].

По свидетельству папского дипломата, ордынскими властями была установлена достаточно жесткая система административного управления русским населением, проживавшим на территориях, непосредственно включенных в территориальную структуру Джучидского государства: «Башафов (Baschathos), или наместников своих, они ставят в земле тех, кому позволяют вернуться… и если люди какого-нибудь города или земли не делают того, что они хотят, то эти башафы говорят им, что они не верны татарам, и таким образом разрушают их город и землю, а людей, которые в ней находятся, убивают при помощи сильного отряда татар… как недавно случилось, еще в бытность нашу в земле татар (весна 1246 г. – Л. В.), с одним городом, который они сами поставили над русскими в земле Команов»[670].

Вместе с тем было бы ошибкой сводить все изменения в процессах демографической динамики южнорусских земель второй половины XIII–XIV в. к последствиям монгольского нашествия. Известный советский историк и археолог В.О. Довженок одним из первых обратил внимание на тот факт, что далеко не все древнерусские поселения Поднепровья домонгольской эпохи запустели в результате «Батыевой рати»[671]. По мнению исследователя, «…имелись, видимо, и какие-то иные обстоятельства, которые принуждали население уже после татарского нашествия оставлять насиженные места»[672]. Так, одним из важнейших факторов, оказывавших непосредственное влияние на демографические процессы и развитие поселенческой структуры территории Древней Руси, являлись системные климатические изменения, происходившие на Среднерусской равнине в эпоху Средневековья.

Рассматривая данную проблему, следует отметить, что хозяйственное развитие регионов Восточной Европы (включая земли Руси и Орды) в XII–XIV вв. проходило в более влажную и прохладную фазу климатических ритмов. Период 1100–1360 гг. характеризуется палеоклиматологами как отрезок времени с двумя максимумами увлажненности лесной и лесостепной зон (1100–1180 и 1280–1360 гг.). Указанные изменения привели к значительной трансформации природно-ландшафтных ареалов в ряде регионов лесной и лесостепной зон Северной Евразии[673].

В частности, согласно результатам новейших палеопочвоведческих исследований территории юго-западного пограничья Рязанского княжества (район Никольского городища), достаточно значимым, если не определяющим фактором в запустении ряда славянских и мордовских поселений Среднего Поочья в XIII–XIV вв. стало резкое увеличение количества выпадающих в регионе осадков, вызвавших повышение уровня почвенно-грунтовых вод, усиление паводков и заболачивание земель[674]. Данные процессы затрудняли (а в ряде случаев делали невозможным) ведение сельскохозяйственной деятельности, что, в свою очередь, вызывало миграцию местного земледельческого населения в соседние регионы.

Таким образом, следует согласиться с тезисом Н.А. Макарова, согласно которому процесс запустения значительного числа древнерусских поселений во второй половине XIII в. был вызван не только последствиями монгольского нашествия, но также, в значительной степени, являлся «отражением структурных изменений, обусловленных собственной внутренней логикой развития тех или иных территорий и природными факторами»[675].

После стабилизации военно-политической ситуации и начала становления административно-территориальной структуры Улуса Джучи во второй половине XIII в. происходит возобновление процесса освоения пограничных со Степью регионов русским земледельческими общинами. Данные археологических иследований однозначно свидетельствуют о расширении хозяйственной деятельности славянского населения в лесостепных районах русско-ордынского пограничья во второй половине XIII – первой половине XIV в. В частности, именно в этот период происходит значительное увеличение числа новообразованных поселений русских земледельцев в бассейне р. Быстрая Сосна, нижнем течении р. Воронеж, Костенковско-Боршевском Подонье, Прихоперье, Побитюжье, а также Донском Белогорье[676]. В междуречье Прони и Рановы также отмечается рост численности древнерусских поселений, стабильно функционировавших на протяжении длительного времени[677].

В регионе Верхнего Подонья фиксируется почти двукратное увеличение числа древнерусских поселений, появившихся за период второй половины XIII – первой половины XIV в. Общее число населенных пунктов в данном регионе, функционировавших в золотоордынскую эпоху, доходило до 239 селищ, объединенных в несколько локальных групп[678]. В два раза количество земледельческих поселений увеличивается