с летописным Изяславлем[713], в то время как абсолютное большинство болховских и побужских городов избежало военного воздействия со стороны чингизидских туменов вследствие заключения местными правящими элитами политических соглашений с монгольскими военачальниками[714]. Аналогичным образом не пострадали городские центры в бассейнах р. Случ и Тетерев, обозначенные в Ипатьевской летописи как «городы. сѣдѧщиж. за Татары»[715], то есть вошедшие в административно-политическую систему Монгольской империи и Улуса Джучи в статусе зависимых владений.

Вместе с тем период ордынского владычества характеризуется значительным преобразованием поселенческой структуры домонгольской эпохи на территории Верхнего Поднестровья и Побужья. Согласно информации, содержащейся в «Хронике Литовской и Жмойтской», к моменту отвоевания Кориатовичами земель Бужско-Днестровского междуречья у ордынских «царков» (1263 г.) на данной территории не имелось укрепленных населенных пунктов: «…A иж замков на той час в Подолю не было жадных, a любо и были, теды от татаров збуреными зостали…»[716] Подобное положение может объясняться как проведением Бурундаем в конце 50 – начале 60-х гг. XIII в. военно-дипломатических мероприятий, направленных на снижение оборонительного потенциала Галицко-Волынских земель (разрушение стен Кременца, Данилова, Стожека, Лучьска, Владимира-Волынского)[717], так и распространенной в Золотой Орде практике возведения открытых (неукрепленных) торгово-ремесленных поселений, характерных для южных районов Бужско-Днестровского междуречья, также входивших в административно-территориальную структуру Улуса Джучи.

Некоторое представление о поселенческой структуре и системе административного управления земледельческих районов Подолии в эпоху ордынского владычества дает сообщение Уваровской летописи, относящееся к периоду, предшествовавшему литовской экспансии. Согласно информации летописного источника, управление землями Бужско-Днестровского междуречья носило характер регулярных фискальных сборов, осуществляемых представителями местных элит: «от них [ордынских эмиров] заведовали атамани и боискаки приезжаючи от тых атаманов, имовали с Подольской земли дань»[718].

Исходя из содержащейся в сообщении информации о подчиненности так называемых «атаманам» баскаков, представляется вполне обоснованным отнести первых к средней прослойке ордынского чиновничества, занимавшей положение ниже эмиров («царков»), но выше фискальных чиновников – «боискаков». Допустимо предположить, что указанные в летописи «атаманы» являлись представителями болховской знати, сохранившей контроль над родовыми уделами в государственной системе Улуса Джучи, либо входили в число назначаемых глав сельских общин (округов, районов?), осуществлявших управление подконтрольными землями по аналогии с описанной в хронике Магистра Рогерия системой управления венгерской Трансильвании в период временной монгольской оккупации части территории Венгерского королевства (1241–1242)[719].

После победы литовцев в битве на Синих Водах (1263 г.) новые владетели Подолии – князья Кориатовичи – приступили к возведению укрепленных замков на рубежах своих новых владений, отвоеванных у ордынских «царков»: «…теды Кориатовичи, княжата литовские, збудовали замок в прирожоном местцу оборонном, которого Бекотою назвали, другий зас замок Смотричь от Смотрича реки назвали… Потым тые жь Кориатовичи… в том месте… где теперь Каменец Подолский. Там, обачивши местце пристойное до замку, праве рукою божиею положеное и збудованое; там збудовали замок и местце славное Каменец Подолский от каменя, скалы, от Хотеня замку волоского пограничного… Тыи тежь Кориатовичи, княжата литовские, замки и иншие на Подолю побудовали, яко то: Браслав, Веницу, Межибож, Хмелник, Теребовль – против наездом татарским и волоским, c которими ся часто угоняли, нижли Подоле в той час успокоили»[720].

К моменту составления «Списка русских городов дальних и ближних» в литовской Подолии насчитывалось 11 «польских» (подольских) городов (Каменец, Иловеч, Браславль, Соколеч, Звенигород, Черкасы, Черлен, Новый городок, Венич, Скала и Бакота), возведенных в большинстве случаев на местах существования древнерусских городов и крепостей домонгольской эпохи[721]. В то же время большая часть отмеченных в летописи так называемых «болховских городов» – Деревича Губина, Кабуда, Кудина городца, Божского Дедякова (за исключением Бакоты) – окончательно прекращает свое существование.

В конце XIV–XV в., вследствие перманентно усиливавшихся процессов дезинтеграции Золотоордынского государства, сопровождавшихся резким ростом военной активности кочевников, на территориях южнорусского лесостепного пограничья происходят кардинальные изменения поселенческой структуры оседлого населения. Как письменными, так и археологическими источниками фиксируется прекращение функционирования ряда городов и общее уменьшение числа населенных пунктов практически во всех регионах южнорусской лесостепной полосы.

К началу XV в. русское земледельческое население покидает лесостепные районы Пронско-Рановского междуречья[722]. В 1414 г. разоряется территория пограничного со Степью Елецкого княжества[723]. В первой половине XV в. в запустение приходят земли по р. Воронеж[724].

Аналогичные процессы отмечаются и на территории непосредственно граничивших с ордынскими улусами южных регионов ВКЛ. В частности, во время крупного набега Едигея и Темир-Кутлуга в 1399 г., совершенного ордынцами после победы над войсками Витовта в битве на Ворскле[725], в плен было угнано огромное количество жителей Киевского и Волынского удельных княжеств. Начиная с 30-х гг. XV в. пограничные со Степью регионы ВКЛ подвергались неоднократным крупным набегам кочевников Большой Орды, катастрофические последствия которых отражены в ряде сообщений западнорусских летописей[726]. Крайне негативное влияние на демографическое развитие среднего Поднепровья оказывали и вторжения отрядов «татарских» союзников в период военного противостояния между различными группами аристократии Великого княжества Литовского и поддерживавших их соседних государств (так называемые «Свидригайловы войны» 1430–1436 гг.)[727]. В последней четверти XV в. начинается систематическое военное давление на южные рубежи ВКЛ со стороны крымских Гиреев[728]. Одной из основных целей набегов «татар» на русские области Великого княжества Литовского являлся захват «ясыря» (рабов) для последующей продажи на невольничьих рынках Северного Причерноморья. Данная стратегия кочевой аристократии приводила к «обезлюживанию» пограничных со Степью областей державы Гедиминовичей.

Вышеприведенные сведения письменных источников в целом подтверждаются и данными археологических исследований регионов литовско-ордынского пограничья. В частности, согласно результатам исследований украинских археологов, резкое сокращение численности населенных пунктов на землях Днепровского левобережья, а также ряда лесостепных районов Днепровско-Днестровского междуречья с наибольшей вероятностью следует датировать концом XV – началом XVI в.[729]

Таким образом, рассматривая вопросы хозяйственного освоения территорий южнорусской лесостепной зоны в эпоху ордынского владычества и связанные с ним закономерности развития поселенческой структуры, следует выделить три периода. Первый период приходится на вторую половину XIII – первую половину XIV в. и характеризуется относительно стабильным хозяйственно-экономическим развитием этих областей, при одновременном усилении влияния тюркского этнического компонента и материальной культуры Золотой Орды. Второй период следует датировать второй половиной XIV в. Его отличительной особенностью является переход ряда регионов Южной Руси под административное управление Великого княжества Литовского с сохранением военно-политической и экономической стабильности. Третий период датируется концом XIV–XV в. В это время, на фоне военно-политической нестабильности, а также экстремальных эпидемических и климатических катаклизмов отмечаются процессы депопуляции и деурбанизации на территориях практически всех регионов русско-ордынского пограничья.

Глава 5

Распад Улуса Джучи и изменение административного статуса пограничных территорий

§ 5.1. Административно-территориальные изменения на землях