Когда она, не утерпев, вроде бы невзначай подъехала ближе,он окинул ее любящим взглядом, расхохотался:

– Ты – маленькая копия Моряны!

Ис улыбнулась, она в самом деле подражала богатырке в одеждеи посадке, та же безрукавка-волчовка, оставляющая плечи голыми, то жеуправление конем коленями, чтобы руки были свободные, но хорошо знала, как ейкрасиво в такой дикой грубой одежде и когда ее черные волосы перехватывает налбу широкий золотой обруч с драгоценным смарагдом над переносицей.

Она улыбнулась хитренько, унеслась, ровная и стройная,слегка и красиво покачиваясь в такт скачке. Рус вздохнул, провожая взглядомпрямую спину. Удается видеться только ночью. А днем подле князя должныбыть его бояре, воеводы, волхвы, старшие дружинники…

Он горько усмехнулся. Вот они, бояре, которые лишь вчерастали дружинниками, вот дружинники, что вчера были отроками, вот волхвы,которых Корнило спешно учит отличать одного бога от другого… Да что там! Каковкнязь, таковы и бояре.

Позади стучали копыта, слышались негромкие голоса. Теперьони должны держаться ближе к князю… все как-то неловко думать о себе как окнязе. Это его невозмутимый дядя Бугай, загадочный Сова, непоседливый Ерш,Моряна-богатырка… Еще – Твердая Рука – молодой, красивый, с жаднораскрытыми синими глазами. Единственный, у кого не было ни одной стычки завремя Исхода. Двужильный, он помогал всем, от усталости не раздражался, всемуступал, он же единственный, кто дружил с Ершом. Возможно, только поэтому он ипошел с Русом, а не с его братьями. Оружием владеет не лучше других, затоизвестен как сильнейший кулачный боец. Мощным ударом кулака убивал быка, всевидели.

Теперь в его окружении и Шатун – молчаливый молодойвоин, изо всех сил старающийся походить на старых героев: немногословных,суровых, загадочных. Он слышал, что таким был Скиф, и в подражание ему никогдане носит доспехи, а только волчовку на голое тело. И волосы его всегдаоткрыты небу, будь там солнце, тучи или хлещет ливень. Без нужды хмурит брови,никогда не шутит, почти не улыбается. Что его заставило пойти с ним, Русом?

Далеко впереди мелькнули две точки, исчезли. Рус хмурился,не зная, как отнестись, что рядом с Буськой теперь чаще всего находитсяБаюн-певец. Все-таки совсем недавно умелый боец, так о нем говорят. Но почемупошел с ним, Русом, с которым дружбы никогда не было?

Сзади слышались смешки, звон уздечек. Рус прислушался, голосЕрша был чересчур восторженный, восхищенный:

– Ух какие у тебя усы, Шатун!.. Какие усы… Нет, вы поглядите,какие усы! Всем усам усы. Я таких еще не видывал. Слушай, Шатун, естьважное дело. У меня тоже растут волосы… там, на заднице. Давай свяжем их:твои волосы на губе и мои на заднице, да и ляжем спать. Ночь так перетерпим, аночи сейчас еще короткие, зато наши волосы вроде бы подружатся…

Слышался громкий гогот. Рус представил себе красное, надутоеот злости лицо Шатуна, улыбнулся тоже. Когда-нибудь Ерш нарвется, нарвется…Лопнет железное терпение Шатуна.

В полдень, когда остановились на обед и отдых,вернулись Буська и Баюн. Рус поглядел на их одинаково раскрасневшиеся лица,угрюмо отвернулся. Почему-то стало завидно.

Слышал, как Буська спрыгнул у одной повозки, там что-тоговорили, вдруг донесся раздраженный мужской голос:

– Ты почему мне грубишь, сопляк? Я тебе отец или нет?

Буська ахнул:

– Ну ты задаешь загадочки… Я-то откуда знаю?

А Баюн уже вытащил из-за пазухи дудку, поскакал всерединку стана. Там у него самые лучшие слушатели. Повозки по привычкепоставили кругом, так легче отбиваться, в середке быстро вспыхивали костры, натреноги подвешивались котлы. Запахло ухой, вареным мясом.

Только один человек выехал за пределы стана, остановил коняи смотрел в синеющую даль. В блеклом мареве над самым виднокраем вроде бывиднелись вершины гор, но до них было так далеко, что Рус не был уверен, чтоэто не облачко причудливой формы.

А Корнило все смотрел на дальние горы, чему-то вздыхал,на лбу морщины стали резче. Рус заметил, что губы старого волхва шевелятся.Подъехал, спросил насмешливо:

– Вершины считаешь?

Корнило вздрогнул, оглянулся, на лице была виноватая улыбка,застали врасплох, и вместе с тем малость раздраженная:

– Что?.. Нет, просто смотрю.

– А чё на них смотреть? – удивился Рус. – Онинам не нужны.

Корнило покачал головой:

– Свиньи смотрят только на то, что нужно. И коровы.И все звери и птицы. А человек… человек стремится увидеть еще инезримое, услышать глас богов.

– А разве так услышишь? – снова удивилсяРус. – Для этого надо жертвы резать, а слушать в капище.

– Когда как, – ответил волхв неопределенно, –когда как. Пути богов неисповедимы, никто не знает, где проявится их мощь икак. Потому мы должны слушать все, рассматривать все, доискиваться до всего.Почему вода мокрая? Кто каждую снежинку вырезает так хитро? Почему солнцеподнимается всегда на востоке, а заходит всегда на западе? Ответы на загадкибогов могут быть там.

Впереди слышались раздраженные крики. Две телеги сцепилиськолесами, там затрещало. Погонщики, голодные и усталые до остервенения,отбросили кнуты и схватились за ножи. Рус отмахнулся от волхва, дуростькакая-то, помчался к месту ссоры.

Эту ночь он снова долго не мог заснуть, ворочался, злосбрасывал покрывало. Ис перестала прикидываться спящей, спросила тихонько:

– Что тебя гнетет?

– Не понимаю, – сказал он вдруг, – сперва я ныл,что все меня бросили… Теперь не могу понять, почему со мной идет стольконароду! Ведь многих я не знаю вовсе!

Голос его перешел в крик. Глаза выпучились, он сжал кулаки.Ис вскрикнула со страхом и великой жалостью:

– Боги, как ты измучился…

– Я не устал!

– Ты измучил свою душу, – поправилась онаторопливо. – Но ты не подумал, что эти люди тоже… Ну, любят смотреть назвезды.

Он вытаращил глаза:

– На звезды? Никогда не замечал.

– Ну, не обязательно на звезды. У многих, Рус, душаноет по чему-то необычному, необыкновенному. Но сами с места не сдвинутся,пока… пока кто-то не позовет, не поведет, не пообещает. Тучные земли с сочнойтравой и реки с рыбой они видели и в стране Пана! Ведь там это есть? Потомупошли не за Чехом или Лехом, а за тобой.

Рус молчал, угрюмо переваривая ее необычные слова. Трудноповерить, что эти люди, обычные воины, мечтают о чем-то большем, чем о жирнойеде и удалым скачкам по бескрайней степи. А если и мечтают, то умело иглубоко прячут, стыдясь немужской слабости.

– Мне тоже кажется, – сказал он нехотя, – что я неодин такой урод. По крайней мере Корнило – тоже.