Я пошла дальше и наконец дошла до комнаты. Джордж стоял в дверном проеме кухни и смотрел на меня. Я заставила себя сделать еще шаг к двери комнаты Лулу и открыла дверь.

Моя прекрасная белокурая девочка лежала, закинув одну руку за голову, и волосы ее разметались по плечам. Если бы не тонкая струйка пены, стекавшая изо рта по щеке, я бы подумала, что она спит.

Джордж вошел в комнату с Бадом на руках. Я стояла, глядя на свою драгоценную девочку, окаменев и не издавая ни звука. Джордж встал рядом со мной и долго смотрел на Лулу. Он тоже молчал. Казалось, он знал, что никакие слова не смогут меня утешить, так же, как я не могла утешить его после смерти матери. Бад почувствовал неладное, уткнулся в отцовскую грудь и захныкал.

Наконец Джордж обнял меня за плечи и похлопал по спине.

— Я отнесу Бада к Кларе, а потом мы ее похороним.

Я не сводила глаз с Лулу.

— Я хочу, чтобы ее похоронили в гробу, Джордж. Я не позволю положить ее в землю в одном покрывале.

— Мод, ты же знаешь, что у нас не осталось гробов. Придется сделать то, что в наших силах.

Не поднимая головы, я посмотрела на него, как разъяренный бык. Одной рукой я ухватила его рубашку, притянула к себе, так, что лицо мое оказалось у самого его лица, и прорычала:

— Ты сделаешь ей нормальный гроб, даже если придется разобрать конюшню, и начнешь прямо сейчас, и будешь делать, пока не закончишь, понял?

Джордж отпрянул, насколько ему позволяла моя железная хватка.

— Хорошо, Мод, — сказал он, передал мне Бада и вышел из комнаты. Я подтянула стул к кровати и так сидела с Бадом на руках.

Я слышала звуки пилы и молота, доносящиеся с конюшни. Баду было все равно — он заснул. Спустя несколько часов Джордж вернулся.

— Все готово, Мод.

Я отдала ему Бада.

— Отнеси его к Кларе и расскажи ей о Лулу. Я приготовлю ее.

Джордж не ответил, лишь взял у меня спящего ребенка и ушел.

Я обмыла Лулу и причесала ей волосы. Потом перебрала ее платья, ушла к себе в комнату и вернулась с вышитым платьем, что надевала на свадьбу с Джеймсом, и его же клетчатой рубашкой, что привезла с собой из Теннесси. Я одела Лулу в это платье, накинула ей на плечи отцовскую рубашку и села ждать.

Через несколько минут вернулся Джордж.

— Клара хотела поехать с нами, Мод, но я сказал ей, что она еще не совсем поправилась. Лучше ей сейчас остаться с Бадом. Хорошо?

Я кивнула. Джордж поднял Лулу и вынес ее из комнаты. Я взяла с кровати сшитое Бесси покрывало и Библию Лулу со стола и вышла следом. Гроб стоял в глубине фургона. Клара ждала на заднем крыльце с Бадом на руках. Рядом с ней стояла Мэгги, и обе рыдали.

Джордж уже собирался было положить Лулу в гроб, но я окликнула его:

— Подожди!

Он отступил. Я постелила в гроб белое покрывало, свернув по краям, и кивнула Джорджу:

— Давай.

Он положил тело Лулу в гроб, завернул ее в покрывало, закрыл крышку и крепко заколотил.

Потом Джордж помог мне сесть в фургон, и мы отправились на кладбище, ни слова не говоря. Я сидела в фургоне, пока Джордж искал свободное место и рыл могилу. Затем он аккуратно опустил в нее гроб.

Я выбралась из фургона и встала рядом. Держа в руках Библию, я подбирала в голове верные слова. Наконец раскрыла ее и пролистала до тех пор, пока не нашла нужные стихи в Первом послании к Фессалоникийцам. Я стала читать так громко, что Джордж подскочил.

«Потому что Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем».

Закрыв Библию, я кивнула Джорджу. Он взял лопату и зарыл могилу. Затем взял деревянный крест с заднего сиденья фургона с именем, которое написала я сама, Лулу Коннор Фоли, и молотком вколотил его в землю.

Я прочитала молитву, и он помог мне вернуться в фургон. Когда он сел на свое место, я спросила:

— Где ты достал дерево?

— Стойло разобрал. Теперь нам все равно нужно только одно.

Я стиснула его руку.

— Спасибо тебе за это.

Он кивнул и встряхнул поводьями. Я сжала Библию так крепко, что костяшки пальцев побелели, а вскоре онемели все руки. Оставшуюся часть пути мы не проронили ни слова.

Я ушла в свой собственный мир, где ничто не могло меня достать. Война в Европе официально закончилась, но эта новость как будто совершенно не соприкасалась с моей реальной жизнью. Как сомнамбула, я выполняла свои ежедневные обязанности: убирала, готовила, стирала, следила за тем, чтобы Бад ни в чем не нуждался. Теперь, когда не стало ни сестры, ни бабушки, которые с ним возились, он льнул ко мне, но вместо того, чтобы найти утешение в своем выжившем ребенке, я соблюдала дистанцию. Тогда Бад переключился на Джорджа, и тот окружил его любовью и заботой. Никто не мог бы упрекнуть Джорджа в том, что он не любил сына.

По вечерам, едва заслышав цоканье копыт отцовского коня, он с криком «Папа! Папа!» выбегал на заднее крыльцо.

Джордж выплескивал всю свою любовь на сына, который был точной его копией. С каждым днем Бад становился все выше и стройнее, детская округлость понемногу уступала место телосложению его отца.

В моих объятиях Джордж находил мало утешения. Теплоты в его прикосновениях и ночных ласках так и не появилось, но я знала свой долг и исполняла его. Это было единственное, что я могла ему дать.

Клара пыталась достучаться до меня и вырвать из цепких объятий моего горя, но ей не удавалось пробить брешь в этой толстой стене. Я перестала ходить к ней и вообще выходить из дома. Джордж приносил все необходимое. С самого рождения я не пропустила ни единой воскресной службы, но теперь перестала ходить даже в церковь. Вся моя жизнь протекала на пяти акрах имения Джорджа.

Раньше я вставала с первыми петухами — теперь же стала спать дольше. Джордж ничего не говорил. Он мог и сам пожарить себе бекон и сварить кофе. Уложив Бада спать, я тоже ложилась. Во сне боль отпускала меня — до тех пор, пока не будил крик сына.

Когда Клара приходила ко мне, на ее вопросы я отвечала резко и коротко. Спустя несколько недель такого поведения Клара наконец не выдержала:

— Мод, я люблю тебя, но понимаю, что ты все еще горюешь. Когда понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти.

Однажды утром, примерно через полгода после окончания эпидемии, мне вдруг пришло в голову, что я и понятия не имею, как себя чувствует Клара. Она ведь потеряла мужа, и неизвестно, откуда брала средства к существованию.

Я пересилила себя и постучалась к ней. Клара очень мне обрадовалась. Она распахнула дверь и стиснула меня в объятиях.