Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джордж надел рубашку и жилет со значком. Я знала, что он послушает мать, и впервые была согласна со старой женщиной. Лулу не стоит присутствовать при родах и даже находиться в это время в другой комнате и переживать.
Схватки продолжались все утро, становясь все тяжелее и чаще, как я и ожидала. Они изматывали меня, и я невольно спрашивала себя, хватит ли мне сил, когда придет пора рожать.
Матушка Фоли хлопотала по дому, время от времени заглядывая ко мне. Около полудня она пришла, неся ведро с водой. К тому времени схватки стали совсем частыми и очень болезненными, но я старалась терпеть, говоря себе, что скоро все закончится.
Матушка Фоли развернула сверток, который до этого принесла. Внутри было два ножа — один кухонный, а второго я никогда раньше не видела. У него было короткое тонкое лезвие. Она положила этот странный нож на стол, а кухонный спрятала под матрас.
— Это чтобы облегчить боль, — пояснила она.
Был там и тряпичный мешочек, пахнувший травами, и маленький клубок бечевки.
Внезапно по моему телу прокатилась волна ужасной боли. Я оперлась на локти, подтянув колени. Матушка Фоли отвернула покрывало, села на край кровати и сказала коротко:
— Тужься!
Я сделала глубокий вдох, напряглась и изо всех сил потужилась. Матушка Фоли удовлетворенно кивнула.
— Еще разок — и все.
Боль отступила, и я расслабилась, но вскоре последовали новые схватки. И снова я сделала глубокий вдох и потужилась. И почувствовала, как ребенок выскользнул из меня. Старая женщина рассмеялась своим резким смехом и поднесла ребенка ко мне.
— Смотри, какой крепыш, как я и говорила! — Глаза у нее сверкали.
У ребенка были длинные, густые черные волосы. Его бабушка обтерла его травами и начала что-то тихо напевать. Он издал крик и принялся пронзительно верещать, как большинство новорожденных. Его бабушка снова расхохоталась.
— Ты только послушай!
Она положила его на постель и взяла клубок бечевки; отрезала два куска и перетянула пуповину. Затем взяла маленький нож и перерезала пуповину между двумя узелками бечевки. Завернув ребенка в одеяльце, она взяла его на руки и вышла из комнаты.
Я ждала, что она вернется, но этого не произошло. Вскоре я почувствовала резкие колики. Теперь я уже знала, что это послед. Через несколько минут он вышел, и боль прекратилась. Я подняла голову, чтобы посмотреть.
Крови было больше, чем я думала. Я все ждала и ждала, что мать Джорджа вернется и сделает что-нибудь, чтобы остановить кровотечение, но она все не приходила. Я попыталась позвать, но сил не хватало. Наконец я закрыла глаза и погрузилась в черноту.
Было еще светло, когда меня разбудил плач ребенка. Я не знала, ни сколько времени прошло, ни откуда шел крик. Попыталась встать, но слабость взяла верх. Получилось лишь немного приподняться на подушках. Плач становился все громче.
Тут в комнату вошла матушка Фоли с ребенком на руках. Она подошла ко мне и уставилась взглядом, от которого бы вода превратилась в лед. Я протянула к малышу руки, но старуха медлила; по мере того как я пыталась взять собственного ребенка, удовлетворение на ее лице росло. Наконец она сунула младенца мне в руки и вылетела из комнаты.
Держа его одной рукой, я расстегнула пуговицы ночной сорочки. Когда я наконец поднесла его к груди, он тут же принялся сосать.
Покормив сына, я осмотрела его. Его бабушка выкупала его, и я чувствовала исходивший от него аромат трав. Волосы у него были густые, длиной почти два дюйма[4], а кожа — цвета свежей клубники.
Я понятия не имела, сколько он весит, но чувствовала, что больше девяти фунтов[5]. Он был на целую треть больше Лулу, когда та родилась, а тогда мне сказали, что она весила чуть меньше семи фунтов[6].
Я развернула пеленку и внимательно осмотрела его тельце. Он был рослым и худым, с красивыми ручками и длинными пальчиками.
Я все ждала, что вот-вот меня охватит то чувство любви, как после рождения Лулу, — но этого не произошло. Чего-то не хватало. Вскоре мы оба заснули, он — у меня на руках, я — в окровавленной, сырой и — теперь уже — холодной постели.
Стук ширмы оповестил меня о приходе Лулу из школы. Она взбежала по лестнице в мою спальню и схватила своего маленького братика.
— Посмотри, мам, какой он красивый! Настоящий маленький индеец!
Она взъерошила его волосы.
Слова эти мне не понравились, но это была правда. Я взяла Лулу за руку и сказала:
— Сходи, пожалуйста, и приведи ко мне Клару, Лулу. Пусть до твоего прихода за малышом посмотрит мать Джорджа.
Лулу послушно отправилась к соседке. Через несколько минут пришла Клара. Лицо у нее было радостное, но радость быстро померкла, едва она меня увидела.
— Ты в порядке? Тяжело тебе пришлось? Я не видела, когда приезжал доктор, не то пришла бы помочь.
Я старалась говорить своим обычным голосом, но по-прежнему не могла выдавить из себя ничего громче шепота.
— Мать Джорджа приняла его сама, но мне нужно, чтобы ты помогла мне помыться.
— Она что, даже не вымыла тебя после родов?
— Нет, просто взяла его и ушла. Кажется, я потеряла много крови, Клара — сил нет даже пошевелиться.
Клара отвернула покрывало и ахнула.
— Она что, даже послед не приняла? Боже правый, Мод, ты ведь могла умереть!
— Только Лулу не говори, — попросила я, поднеся палец к губам.
Клара кивнула. Она пододвинула к кровати стул и взяла простыню из лежащей на нем стопки белья. Встряхнув, она накинула ее на стул и склонилась ко мне.
— Обхвати меня за шею и держи крепче, Мод, я сейчас усажу тебя на стул и приберу постель.
Я замотала головой.
— Я слишком тяжелая, Клара. Попроси мать Джорджа, пусть она тебе поможет.
— После того, в каком состоянии она тебя оставила, я ни о чем просить не собираюсь.
Я обняла Клару за шею, а она подхватила меня левой рукой под коленки, правой — за талию и наполовину подняла, наполовину стащила меня с кровати на стул. Затем она сменила постель и вымыла меня. Мне было ужасно стыдно.
— Клара, мне так неловко, что не могу сделать этого сама.
— Ерунда, может быть, когда-нибудь и мне понадобится твоя помощь.
— Где ребенок?
— На кухне, с Лулу и бабушкой. Они так щебечут над ним, будто никогда младенца не видели.
— Это хорошо, что они его полюбили, Клара.
— Конечно, полюбили. И все будут его любить!