Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме того, Катя сходила на первый сеанс в студию загара. Правда, особого эффекта не заметила.
Чтобы позволить себе все это, сегодня утром она достала из обувной коробки последние деньги: и «неприкосновенный запас», и «на будущее». Она не искала причину, почему решила поступить именно так. Причина могла стать еще одним разочарованием.
Здесь, в парикмахерском салоне, все удивляло и завораживало. Ароматы красоты, щекочущие нос. Стилисты, порхающие возле стульев клиентов, как мотыльки вокруг лампочек. Город, плывущий в панорамном окне, смотреть на который было куда интереснее, чем в предложенный глянцевый журнал.
После часа колдовства ее волосы стали короче на ладонь и приобрели оттенок «темного каштана» – всего на полтона темнее, чем было. Сияющие пряди вились и пружинили, как в телевизионной рекламе. Катя смотрела на себя в зеркало и не могла налюбоваться. Правда, появилось ощущение, что к волосам не подходило все остальное тело.
Марго, заметив Катю, перестала листать журнал и одобряюще присвистнула. Она согласилась насчет «всего остального тела» и помогла разобраться с воланами и подъюбником нового платья, в которое Катя переоделась в туалете. Затем достала косметичку и подвела ей глаза, мазнула по скулам кисточкой с румянами, подкрасила сиреневым веки – в тон платью. Щелкнув коробочкой с тенями, Марго протянула ее Кате.
– Это подарок. Добро пожаловать в наш мир, – и уже в дверях, вместо прощания, добавила: – Кроссовки не забудь снять, Золушка.
Катя вызвала такси.
Перед дверью, волнуясь, поправила прическу. Отряхнула платье. Проверила, не потерялись ли сережки-ниточки.
Она представляла, как Ян выйдет из комнаты, зажжет свет – и тогда Катя увидит его взгляд. Тот, который так давно мечтала увидеть.
Пакеты поставила на полу в коридоре. Туфли не снимала, чтобы не портить образ.
Смотреть в глаза.
Но Ян не выходил.
– Есть кто дома? – наигранно весело спросила она.
Тишина.
Включила свет.
Сняла туфли. Затащила пакеты в свою комнату. Опустилась на кровать.
Яна не было.
И вдруг стало так тоскливо…
Она прижала ладонь к солнечному сплетению, чтобы растереть ноющее болезненное пятнышко, набухающее глубоко внутри.
* * *
Ян не спеша шел вдоль реки по затухающему городу. От воды веяло прохладой, но плитка все еще хранила тепло. По обе стороны реки стояли изморенные жарким летом клены. Их листья устало нависали над дорогой, словно забытые после праздника флажки. Фонари отражались в реке, указывали путь по воде последним катамаранам и лодкам, которые направлялись к пристани. Звуки затухали тем быстрее, чем дальше Ян отходил от центра города.
Он испытывал это чувство десятки раз: ощущение скорой удачи. Сердце билось чуть быстрее и громче, в голове царила особенная ясность. Наверное, нечто подобное испытывал древний охотник на мамонтов, когда еще не видел добычу – зверя во много раз превосходящего его по размеру и мощи – но уже чувствовал напряжение в воздухе. Крылья носа подрагивали. Глаза сужались. Ладонь крепче сжимала копье. Он был готов.
Сегодня в полночь Кэт выйдет на работу в казино. У Яна оставалось несколько часов, чтобы надеть свой «рабочий» костюм, сделать последнюю ставку и вернуться за Кэт.
Его последняя ставка. Возможно, он даже выберет число – у него было хорошее предчувствие. Число могло сработать.
Из заднего кармана джинсов Ян достал портмоне. Купюру с самым большим номиналом отложил в отдельный отсек и пересчитал деньги. Обычно остаток он тратил на себя, но сейчас – Ян оглянулся – рядом не было ни магазинов, ни кафе. Только старушка на пристани продавала миниатюрные подвявшие букеты. Символично. Когда-то Кэт купила охапку роз со своего первого выигрыша. Она считала, нужно помогать тем, кому удача не улыбнулась.
Старушка уже складывала цветы в сумку. Увидев покупателя, она засуетилась, протянула несколько букетов, что-то бормоча себе под нос, но Ян на цветы не взглянул. Просто положил на картонную коробку разноцветный веер – все деньги, что у него оставались. Кроме последней купюры.
Старушка не сразу поняла, что произошло. Потом заохала, осенила его крестом, стала кланяться. А Ян пошел дальше, боковым зрением уловив, что от кленов, стоящих чуть поодаль, отделилось несколько теней.
Он не сразу придал этому значение: шел, окрыленный, представлял, как ждет его Кэт, как она готовится к первому рабочему дню. Точнее, рабочей ночи. Волнуется, румянец на щеках. До нее оставалось совсем близко: пройти по берегу озера, а потом – через парк, а там и его дом.
Начало озерной набережной ознаменовалась тремя разбитыми фонарями. Под ногами захрустело стекло, и Ян, вынырнув из мыслей, заметил, что тени, которые преследовали его от старушки, приблизились.
У следующего фонаря Ян остановился.
Шаги незнакомцев затихли у него за спиной.
– Закурить не найдется? – услышал он мужской голос, жесткий, с насмешкой.
Ну и где ты, мой бог удачи?
Ян медленно повернулся. Перед ним стояли четверо подростков, одинаково в черном, бритые. На вид – не старше шестнадцати. Один совсем тощий, но трое остальных – настоящие боровы. У каждого – кастеты. У самого крупного – еще и металлический прут.
Ты не просто отвернулся от меня. Ты, гаденыш, вышел из комнаты!
Ян расплылся в улыбке.
– Не курю.
Он вычислил лидера и ударил первым: кулаком в скулу, снизу вверх, под углом, так, как учил отец. Но то ли вычисления были неверны, то ли закон, по которому стая поверженного лидера отступает, не сработал, только Ян даже не увидел, как тело противника рухнуло на землю. Первый удар пришелся ему под ребра. От боли картинка перед глазами взорвалась, и Ян услышал свой крик. Почти сразу – второй удар, уже за порогом боли, в голову. А затем нахлынула тьма.
* * *
Время стало тягучим, со всполохами лиц и света фар. Катя не помнила, как ехала в автобусе, как спускалась на эскалаторе в метро. Сидела она или стояла в вагоне. Много ли было людей. Главное, что они были. В толпе волнение, такое отчетливое, острое, притуплялось.
У дверей казино Катя убедила себя, что волноваться за Яна, конечно, не стоило. За ним всегда присматривали Ангел на одном плече и Черт – на другом. Потому что по какой-то причине он был нужен им обоим.
Уже в стаффруме, когда Катя надевала рабочий костюм – строгое темно-синее платье, – беспокойство за Яна