Он изложил свои идеи.

Во-первых, мало что так не красит человека, как шуба. В шубе человек, если он не тощая двухметровая модель, похож на самоходный стог немаркого бурого окраса. В таком виде хорошо осенней порой после уборки урожая во вражеском тылу короткими перебежками с поля на поле передвигаться.

Во-вторых, люди в шубах не нравятся окружающим. Мужчины думают про них, что они толстые и старые, а женщины им завидуют. А те, которые в просвещенных Европах, дополнительно и обидно ассоциируют шубу с диким варварством, враждебным цивилизации и гуманизму.

- Так зачем же мне такой плохой пиар, если во френчике я выгляжу стройнее, моложе и прогрессивнее?! - закончил Петрик.

- А лицо у тебя уже синее, и нос красный - один-в-один снеговик, - отметила я и потащила идейного противника натуральных мехов в отапливаемое здание железнодорожного вокзала.

Эмма уже ждал нас там. Будучи организатором нашей деловой поездки, он прилетел в точку А днем раньше успел не только порешать деловые вопросы, но и сменить образ. Нынче волосы его были расчесаны на прямой пробор, под распахнутым тулупом блистал серебром нательный крест, голос сделался раскатистым, жесты - размашистыми.

- А вот и товарищи мои верные! - Братец просторно раскинул руки.

- Вы кто, товарищ? Не узнаю вас в гриме, - прищурилась я, не спеша бросаться ему в объятия и удерживая от этого порывистого Петрика. - Царь, просто царь?

- Холодно. - Эмма застегнул одну пуговку на тулупе.

- Ломоносов, готовый к пешему походу в Петербург? - предположила я и обошла братца кругом.

- По-прежнему холодно. - Эмма застегнул вторую пуговку.

В его тылу обнаружилась лавка, заваленная пакетами и свертками. Среди них, сияя, как моя шуба, восседал незнакомый юноша. На голове у него красовалась перекошенная ушанка, на коленях - стилистически не сочетающийся с ней дорогой кожаный баул, под боком - балалайка.

Не хватало медведя, но я в доронинской шубе вполне могла за него сойти.

- Здрасте. - Я кивнула юноше, поскольку он не отрывал от меня заинтересованного взгляда. И продолжила игру в «Угадайку»: - А может, ты Садко?

- Теплее. - Эмма освободил одну пуговку.

- А я знаю, знаю! - Петрик хлопнул в ладоши. - Ты русский купец! Из Сибири-матушки во греки сбираешься!

- Вот! - Братец снова распахнул тулуп и указал на Петрика пальцем. Некультурно, но купцу из глубины сибирских руд простительно. - Есть, есть у нас в отечестве человече с могучим чувством стиля! Макар, знакомься, это Петр.

- Макар. - Юноша приподнялся над лавочкой и снова опустился на нее.

- Петр, но для вас просто Петрик. - Один человече (с мощным чувством стиля) заинтересованно оглядел другого (вовсе без него) и ловко ввинтился задом между пожитками на скамье.

- Ну, вот и славно, - довольно пробасил сибирский купец Виктор Эммануил. - Поладим, друже, путь-то долгий, почитай пять дён вместе ехать.

Я не стала обращать его внимание на то, что он забыл представить Макару-без-телят меня. Не очень-то и хотелось. Не пленилась я этим Макаром, в отличие от Петрика.

Мы дождались объявления о посадке на наш поезд и пошли грузиться в вагон. Из-за множества свертков и пакетов это оказалось не самым простым делом. Причем уже на финальной стадии процесса наш сибиряк Эмма звонко шлепнул себя ладонью по лбу, провозгласил:

- Эва-на, едва не запамятовал! - и широкими шагами заспешил прочь из вагона.

- Не иначе, самовар забыл и шанежки, - язвительно пробормотал знаток стиля Петрик.

Эмма еще не вернулся, когда явилась проводница за билетами. Макар отдал ей свой, достав его не из шикарного баула, а из видавшей виды спортивной сумки, а мы с Петриком развели руками и пообещали предъявить свои проездные документы чуть позже. Недовольно поцокав, проводница пошла по вагону дальше. Мы начали обживаться: часть пожитков запихнули под нижнюю полку, часть забросили на самую верхнюю. Баул Макар оставил при себе: заботливо поместил в изголовье, прикрыв от посторонних взглядов тощей казенной подушкой.

Мы с Петриком разыграли в «камень, ножницы, бумага», кому на какой полке спать, ему досталась верхняя, и он принялся вить там гнездо: приготовил постель, приладил подобием шторки простынку, придавив ее край по всей длине барахлом на полке сверху. Я не спешила укладываться: была только середина дня, и не вызывало сомнений, что добрые мои товарищи еще захотят посидеть за столом. С самоваром и шанежками.

Эмма примчался, когда состав уже тронулся, и я была близка к тому же: испугалась, что братец отстанет от поезда. А у него все: и билеты наши, и суточные-командировочные на пропитание, и сценарий, и расписание выходов Деда Мороза со товарищи!

- А самовар где? - Петрик отметил, что Эмма явился с пустыми руками.

- Чаю изволите? Сей миг все будет, - пообещал братец и, сдвинув дверь, покричал в конец вагона: - Галочка, четыре стаканчика черного с лимончиком спроворь нам!

- Десять минут, Вить! - отозвался веселый женский голос. - Только билеты соберу!

Вскоре в нашу дверь постучали, Эмма открыл и, подкрутив воображаемый ус, пропустил в купе невысокую пухлую деву.

- Билетики! - попросила она, улыбнувшись персонально ему.

Братец без промедления выдал запрошенное и напомнил:

- Чайку бы нам, Галочка.

- Моментик, - пообещала проводница и посмотрела на Макара: - Ваш билет, пожалуйста.

- Так я же уже, - пробормотал тот. - Я же вам… Или не вам? - Он вдруг заволновался, подпрыгнул и вытянул шею, пытаясь заглянуть за спину Галочки.

- Вы знаете, к нам уже приходили за билетами, и молодой человек отдал свой вашей коллеге. - Я пришла на помощь Макару.

- Какой еще коллеге? - Проводница тоже оглянулась и пожала плечами: - Одна я… Да что за женщина-то? В форме, как я?

- Нет… В таком синем пальто, - бледнея, пролепетал Макар.

- В пальто. - Галочка вздохнула. - Беда мне… Снова жулики на линии. А вы не знаете, что ли, этот фокус? - Она накинулась на беднягу Макара: - Как только люди в поезд садятся, идет по вагонам мошенница, представляется проводником и собирает у пассажиров билеты. Люди их отдают, а чего? Они уже сели в поезд. А у преступницы в кассе работает сообщник, который оформит билеты как возврат! И вас на ближайшей станции из поезда высадят!

- Как