Я немного успокоился.

– Прости, правда, свое вспомнил. Где был? Я заходил к тебе, но даже компьютер был выключен.

– Когда заходил?

– После того, как мы пообщались.

– Хм… – Он почесал ухо. – Может быть…

Повисла пауза.

– Ты в курсе, что шеф умер сегодня ночью? – спросил я.

– Да ну?! Прям умер?!

– Прям умер.

– Ни хера себе!!! А от чего?

– Понятия не имею, сам только что узнал.

– Ни хера себе…

Я опустил глаза и кивнул в ответ.

– Короче, полная жопа, – полушепотом произнес он. – И что теперь?

– Слушай, мне так плохо, что я об этом еще не думал. У меня температура и, похоже, сотрясение мозга. Тошнит.

– Ого, нехило… Так что, домой можно идти?

Я улыбнулся.

– Думаю, можно. Больше орать никто не будет.

– Охренеть… Круто! А зарплату дадут?

– Ну откуда же я знаю? – Он начал раздражать меня.

– Да уж, хотелось бы… Кстати, что я пришел-то! Я файл распаковал. Кучу времени убил на поиск кодека, а там чушь какая-то.

Я вздохнул.

– Что именно?

– Да фигня.

– И от кого пришло, так и неясно?

– Не-а.

– Ну давай, дерзай тогда, может, выяснишь. – Я встал с кресла. – Поеду домой, отлежусь. Плоховато мне сегодня.

– Ну, давай, заходи, если что. Я у себя, – парень махнул рукой и ушел.

Через несколько минут я выключил компьютер, оделся, попрощался с заплаканной секретаршей и перед выходом заглянул в IT-отдел. Админ оглянулся, сидя ко мне спиной.

– Чё, поехал?

– Ага.

– Подожди, вот, погляди, что прислали.

Я подошел поближе к монитору.

Качество видео было низким, а звука и вовсе не было. Похоже, снимали на телефон, суетливо и походя. Это была какая-то квартира: сначала пол, затем коридор и немного комнаты. Резкость постоянно сбивалась, картинка была темная, камера явно не справлялась с таким освещением. И как только изображение стало относительно четким, «фильм» закончился.

– Вот такая херь! – Он без интереса глядел на финальный кадр.

Я стоял и молчал.

– Прием, ты на связи?

Но я был не на связи, и у меня были на то причины.

– Ты какой-то бледно-зеленый. Похоже, тебе реально херово! – Я его почти не слышал.

Меня замутило еще сильнее и заложило уши. На видео была злосчастная квартира сверху. Ошибки быть не могло: на финальном стоп-кадре было четко видно швейную машинку и свисающий с нее тюль, застрявший под иглой.

– Чувак, ты в норме? – почти шепотом переспросил парень.

– Включи еще раз…

– Не вопрос.

Да, это была она! Я узнал коридор и гостиную, обои и круглый темный стол с двумя стульями. Это была квартира номер сорок семь.

– Можно, я присяду?

– Садись, конечно! – Он подвинул ко мне стул. – Ты чего стал такой белый?

– Нет-нет, все нормально… Все нормально. – Я перевел на него рассеянный взгляд. – Кто это прислал?

– Я же говорю, что сначала писали, а потом вот это пришло. И я не знаю, кто это делает. Это невозможно…

– Да, да, я помню. Включи снова.

– Чувак, а что тебя так заинтересовало? Что-то разглядел или что?

Я его не слушал.

«Что же такое творится? Столько совпадений быть не может! Господи…»

У моей растерянности появился новый оттенок – страх. Впрочем, за последние дни я многое почувствовал впервые. Словно в меня влили большую порцию экспериментальной инъекции и наблюдают за тем, как справится мой мозг: запутается или найдет выход?

«Не знаю. Не знаю, найду ли выход».

С каждым днем я как будто все больше углубляюсь в чащу, где все привычное остается позади, уступая место странному новому, в котором легко заблудиться. А новое пугает все больше, окружая со всех сторон и блокируя пути к отступлению.

В очередной раз посмотрев видео и рассмотрев детали, я попрощался с прыщавым парнем и, наглухо застегнув пальто, вышел из офиса.

14:05

Сейчас бы закончился обед. Я бы убрал за собой посуду в столовой – и вперед, «к станку», творить «шедевры». Но все изменилось. Я шел по холодной улице, словно ребенок, заблудившийся в огромном лабиринте. Для меня теперь этот город состоял не из людей и улиц, а из ситуаций и ощущений. Город сомнений и страхов. Дома вокруг казались пустыми, а люди – искусственными, как манекены в витринах магазинов. Вместо лиц – маски, вместо внутренностей – прессованный пенопласт. Многие из них шли мимо, не замечая мой пристальный взгляд. Некоторые опускали глаза, а кто-то улыбался, растягивая губы до ушей, хлопая стеклянными глазами. От всего этого становилось еще более тошно.

Я шел и думал о сисадмине, почему-то незамеченном коллегами. О заплаканной секретарше без комплексов. О странном карлике в автобусе и ночных смс-переписках. Я переваривал воспоминания, словно отравленную еду. Вместо того чтобы выплюнуть ее, постараться не заострять внимания, я все больше рылся в мыслях, травя себя этим ядом.

Каждый раз, когда мой каблук касался земли, я невольно морщился, как если бы у меня перед носом громко хлопнули в ладоши. В голове пульсировала острая боль, которая отдавала в глаза. С каждым метром я все больше беспокоился, не вылезут ли они из орбит. Мне казалось, что при каждом шаге их выдавливало изнутри.

С горем пополам я дошел до остановки, отрывисто вдыхая городской воздух вперемешку с выхлопными газами, отчего мутило еще сильнее. Или это моя тошнота усугубляла ощущение загазованности вокруг? В любом случае, было противно.

«Надо же, никогда не замечал этого густого запаха гари и тухлых яиц! Зато сегодня прочувствовал в полном объеме».

На улице было пусто, моросил мелкий дождь. Холодные капли, словно крошечные иголки, покалывали кожу; это напоминало ощущение, которое испытываешь, отсидев ногу. Как я ни старался не дрожать от холода, у меня ничего не получалось. По всей видимости, температура поднялась выше, и озноб сдержать было уже невозможно. Съежившись и невольно задрав плечи, я вошел в автобус.

Здесь было немного теплее. Скрестив руки на груди и усевшись поудобнее, ближе к водителю, я уставился в лобовое стекло. Наблюдая за дорогой и работающими дворниками, похожими на два маятника, я понемногу начал отогреваться, боясь лишний раз шевельнуться, поскольку все еще ощущал, как кожа покрывается мурашками и чуть ли не цепляется за одежду.