Взволнованное бормотание Данбара о судьбе двух людей, которые помогли ему бежать, сменилось другими эмоциями, когда спустя час Уилсон и Марк подъехали на машине к самолету. Старик уставился на Уилсона с выражением неуверенной сосредоточенности, пытаясь припомнить, где он видел это лицо, потом в голове у него мелькнула догадка, которую он сразу же отбросил как слишком невероятную.

Марк же вызвал мгновенную реакцию – приступ ярости.

– Ты! Ты! – завопил Данбар, тыча пальцем в своего щеголеватого и тучного зятя. – Нет! Только не ты! Выведите его отсюда! Он устроил заговор против меня и упрятал меня под замок! Ты не заставишь меня туда вернуться! – И с этими словами он выпрыгнул из кресла и, с удивительным проворством ринувшись по проходу, заперся в одной из спален.

Уилсон и Флоренс без колебаний попросили Марка вернуться в Нью-Йорк на другом самолете. У Флоренс возникло впечатление, что Марк больше огорошен перспективой лететь регулярным рейсом, нежели реакцией ее отца на его приезд в аэропорт.

– Ну, разумеется, – заявил он, маскируя за привычной учтивостью плохо скрываемое раздражение. – Генри, похоже, находится в до предела расстроенных чувствах, бедняга. Я надеюсь, вы четко обрисуете ему мою истинную роль в событиях и объясните, что я оказался здесь исключительно по причине моего твердого неприятия помещения его в лечебницу.

Пока доктор колдовал над Данбаром, пуская в ход то стетоскоп, то тонометр, то фонарик и неврологический молоточек, старик впал в прострацию, словно смотрел на экран в своей голове, на который проецировался фильм с увлекательным сюжетом. Флоренс чувствовала, что и самолет, и их мудреные планы, и люди вокруг отца не совсем выпали из зоны его внимания, но, словно светящиеся указатели ВЫХОД в темном кинозале, они не могли даже сравниться по степени увлекательности с этим невидимым фильмом в его сознании. Поев куриного супа с хлебом, он почти немедленно уснул.

Сидя рядом с отцом и положив руку ему на плечо, Флоренс чувствовала облегчение оттого, что он теперь под ее защитой, хотя ее беспокоила мысль, что человек, с которым она мечтала воссоединиться, возможно, никогда больше не вернется из ссылки в мир галлюцинаций, куда его ввергли старшие дочери. Она забралась в камбрийскую глушь, чтобы вернуть отца, но она понятия не имела, как вернуть его из глухих глубин души. Ничто в его восхождении к вершинам власти не подготовило его к испытаниям последних недель, и в частности, к тяготам последних дней, когда, кажется, его сознание придавило непомерное бремя знания, которое он не смог осмыслить. Так наводнение, хлынувшее на плоскую каменистую равнину, где не нашлось ни склона, куда бы мог устремиться поток, ни почвы, куда бы могла впитаться вода, смывает все живое, не породив взамен никакой новой жизни. И как же достучаться до него посреди безжизненной водной пустыни?

Когда при заходе на посадку над Лондоном самолет попал в зону турбулентности, Данбар нахмурился во сне и приоткрыл глаза. Он взглянул на Флоренс с недоверием, граничащим с отвращением.

– Тебе говорили, что ты очень похожа на мою младшую дочь? – спросил он, неожиданно четко выговаривая слова, что было удивительно, если учесть, в каком состоянии он находился перед тем, как уснуть.

– Я твоя дочь, – произнесла она. – Я Флоренс.

– Нет, – возразил Данбар, – ты не можешь быть моей дочерью. Но ты и правда на нее очень похожа.

Он поднял руки и, как ей показалось, сжал ладонями воздух вокруг своей головы.

– У меня сложности, – сообщил он, ощупывая пальцами пустоту, словно намеревался определить степень ущерба, – с приведением своих мыслей в порядок.

– Да, – кивнула Флоренс.

– Если тебе нельзя шагать по щелям между камней на мостовой, но больше шагать тебе негде… – он осекся, и его пальцы продолжали ощупывать воздух – так слепой изучает лицо незнакомца, – …и ты должен любой ценой избежать того, что происходит!

– Я понимаю, – произнесла Флоренс. – Но теперь ты в безопасности.

– В безопасности? – язвительно переспросил Данбар. – Если ты так думаешь, то ты дура! Жизнь – это постоянное падение, и как только ты это понимаешь, это падение уже не прервать. Ты понимаешь, о чем я? Нет твердой поверхности, тебе не на что упасть…

Флоренс интуитивно чувствовала, что он имеет в виду, но не знала, как на это реагировать. Вообще бессмысленно пытаться убедить человека в ошибочности его убеждения, а в случае с его убеждением, что ни в какой он не безопасности, заверение в обратном он воспримет как лишнее, пускай и завуалированное, подтверждение его правоты. Его голова, похоже, чуть прояснилась после еды и отдыха, но это прояснение ума просто помогло старику чуть четче описать испытываемое им замешательство и отчаяние. Ей ничего не оставалось, кроме как сидеть возле него и терпеливо ждать, когда ему станет лучше.

– Это еще что? – спросил Данбар, почувствовав легкий толчок при приземлении самолета.

– Мы прилетели в Лондон, – объяснила Флоренс.

– А Питер тут? – с тревогой спросил Данбар.

– Нет, он остался в Камбрии, – успокоила его Флоренс.

– Вот дуралей! – насупился Данбар. – Мы же собирались отправиться в Рим пить негрони! Он сам предложил – среди знаменитых на весь мир руин! Он помог мне сбежать из тюрьмы. Нам надо включить его в зарплатную ведомость!

– Обязательно, папа! – Флоренс встала с кровати. Надо было подготовить отца к визиту гостей, которые скоро сюда подъедут. Она сочла, что ей не стоит присутствовать в момент подписания завещания, которое будет изменено в ее пользу. Это могло бы показаться тонкой формой вымогательства, к тому же команда юристов, которую описал Уилсон, едва ли уместится в спальне отца, даже если ее тут не будет.

– Как ты меня назвала? – встрепенулся Данбар. – Ты – Флоренс… так?

– Да! – отозвалась Флоренс.

– Я везде тебя искал! – Данбар раскрыл ей объятия.

Флоренс обошла кровать и, встав возле изголовья на колени, поцеловала отца в обе щеки. Он протянул к ней руку и осторожно тронул пальцами ее макушку.

– Ты сможешь меня простить? – спросил он. – За то, что я отверг тебя и все отдал этим двум чудовищам? Я был гордецом и тираном, а хуже всего, глупцом!

Флоренс подняла взгляд и увидела, что лицо отца мокрое от слез.

– Ну, конечно, конечно, – сказала она, – это я была гордячкой. Мне давно надо было самой сделать первый шаг!

– Нет, – уверенно произнес Данбар, – это все мой мерзкий характер, из-за которого и случился весь этот кошмар, и еще моя привычка повелевать. Ха! – Его короткий выкрик был исполнен разочарования. – Я теперь не могу даже повелевать – иногда, когда я дохожу до конца мысли, я забываю ее начало!

– Ну, мы больше никогда не будем ссориться. – Целуя отца в лоб, Флоренс припала головой к его груди.

– Больше никогда, – повторил Данбар, нежно сжав ее лицо обеими ладонями. – Моя милая Кэтрин, – добавил он, недоверчиво качая головой. – Я думал, что потерял тебя, но ты жива!