В конце концов, дождаться от одного из британских клиентов ответа с поправками по контракту — дело святое. Сегодня я гляну на те поправки, послезавтра Эд уже сможет подписать этот контракт и спустить с англичан тридцать три шкуры, он это любит и умеет. И ни за что не откажется.

Ответа пока нет, но мне обещали «в течение часа» — вот я сижу, жду, «занимаюсь терапией» и пытаюсь убедить самого себя, что нет, дело не в том, что я не хочу даже случайно пересечься с Титовой и Ольшанским у чертовых лифтов.

Нет, так продолжаться дальше просто не может. Еще чуть-чуть — и я сам себя перестану уважать за такие вот «маневры».

Клик, клик, клик…

Я листаю фотографии.

Те самые фотографии, что стали причиной того, что я подал на развод. Я же помню, насколько сквозную дыру эти фотки во мне прожигали. Хотя бы одна из них, а тут их больше полусотни. Неплохо было бы освежить те ощущения.

Чтобы рубильник «Я хочу Титову» заклинило намертво в выключенном положении.

Ведь я её хочу…

Самым лютым образом хочу, в любую секунду, как только её наблюдаю. Загнать в угол, сгрести в охапку, вмять в себя и никуда на сторону не давать даже шевельнуться…

И это никуда не годится.

Принять это и осознать было равносильно тому, чтобы капитулировать перед самим собой и решить — проблему надо купировать. Срочно!

Я не хочу так подыхать. Я хочу, чтобы мне снова при взгляде на Титову хотелось вымыть глаза от брезгливости.

Лекарство у меня есть — фотографии. Семьдесят шесть штук. Для того я их и хранил все это время.

Вот как приперли мне их тогда те молодцы, которых я нанимал на слежку за женой, так и хранил. И цифровой оригинал, и копии.

Фотки были разные — и в основном сделанные с неудачных ракурсов, не очень-то льстящим, ни Викки, ни Завьялову, ни даже интерьерам тех ресторанов, куда Андрей Викторович её таскал, перед гостиницами, в которых он обкатывал мою жену по полной программе.

Смертельно хотелось курить, но я с мазохистким удовольствием листал фотки дальше, прожигая в моем обострении очередную сквозную дырку.

Я не хочу её хотеть.

Я не хочу опускаться до этой дешевки.

А значит — я буду сидеть. И смотреть. Как для обычного денежного мешка она улыбается так же, как для меня когда-то.

Увы, но я помню это «когда-то». Лучше, чем мне бы хотелось.

Я помню, как она прикрывает глаза, когда смеется.

Помню, как морщит нос, когда уходит глубоко в свои мысли, и как именно ложатся её волосы, когда она запускает в них пальцы.

Помню даже, какой именно палец она импульсивно начинает покусывать, когда волнуется.

Все это было для меня чертову тысячу лет назад.

И для Завьялова тоже было. Примерно в то же время.

Фотки — разной степени непристойности. Есть условно невинные, где парочка просто сидит за столиком ресторана, и Викки, кокетничая, просто улыбается собеседнику. Но были и пойманные в промежутках между «приличным» моменты. Поцелуи. Чересчур откровенные прикосновения.

Если честно, даже там, где «просто улыбается» — мне уже хочется кровавого убийства. Когда дело доходит до большего — убийство, происходящее в моем воображении, становится групповым.

Есть и еще большее…

Есть видео, слитое с гостиничной камеры одного дорогого отеля, с помощью одного заоблачно крутого хакера, и оно тоже работало на самом деле. Этакий порнофильм паршивого качества и разрешения…

Жесткое средство, самое что ни на есть действенное, уже проверено — после него у меня довольно долгое время либидо отказывает на всех баб типажа Титовой.

Вот после его просмотра я уже не смогу вести с бывшей женой мирных переговоров. И ходить с ней рядом по одной работе — тоже. А этого пока нельзя.

Телефон справа от моей руки начинает чуть вибрировать.

Кристина.

Третий раз за пятнадцать минут. Знает, что я еще не уехал и явно напрашивается «поговорить». Мне же «потребность в извинениях» никуда в данный момент не упиралась.

Упиралось кое-что другое и по адресу, далекому от фешенебельной улочки Кристины Лемешевой.

И вот от этого хотелось только минут десять выражаться настолько непечатно, чтобы из Академии Русского Мата пришли бы ко мне за мастер-классом.

Что делать с Кристиной в глобальном смысле — я пока не решил.

Самолюбие настойчиво советовало порвать с истеричкой окончательно. Практичность намекала, что, возможно, не стоит так резко.

На её счастье — ресторан был почти пустой, но… Были и официанты, была и Титова с её ухажером, так что шанс, что завтра по Рафарму будут летать сплетни о моем скандале с пассией, не так уж и малы, как мне бы хотелось.

В общем и целом, на сплетни мне было плевать. А вот на «подмоченную репутацию» уже не очень.

Вроде, выходка Кристины была мелкая, хоть и идиотская, а все равно она меня бесит одним только фактом своего существования. Настолько бесит, что даже фотки действуют вполсилы. Когда я отрешенно разглядываю Титову, ослепительно улыбавшуюся чертовому денежному мешку, мысли крутятся не убийственные, а почему-то о вечном…

Формально, кроме денег у Завьялова не было ни черта. Он уже тогда был в возрасте, фактурой и внешностью же даже в молодости прихвастнуть не мог. Сверстник моего отца и его же приятель… Паскуда… Последнее вымораживает до сих пор.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но все-таки, что он мог предложить юной, горячей, как чертов вулкан, Викки?

Ничего не мог, поэтому она родила, потому что особо на продолжение рода от Завьялова не рассчитывала?

Как-то паршиво сходится с тем образом циничной стервы, променявшей меня на кошелек потолще, что я пестовал все эти годы.

Серьезно выбрала ребенка, а не деньги? Просветление озарило? На секундочку или на две? Если б на две — может, додумалась бы все-таки позвонить мне.

На столе снова вибрирует телефон. Снова Кристина? Серьезно не понимает, что есть таки в моей жизни моменты, когда я слишком занят, чтобы выслушивать еще один виток её претензий?