Я брел мимо верениц автомобилей, улетавших по ту сторону границы на юг, словно лавировал от одной стаи птиц к другой, желавшей скорее срулить из Сибири в теплые края, но по ошибке выбравшей холодную Монголию. Пограничники усмехнулись над попыткой обмануть границу — пешего погранперехода здесь не предусматривалось, и сделать это возможно было только внутри транспортного средства. Рюкзак, по их мнению, таковым не являлся, и я побрел обратно к вереницам просить, чтобы меня пустили в какой-нибудь салон. Всего было три очереди. В очереди стояло по тридцать машин. Я постучался в каждую, объясняя, что еду автостопом в Китай и хочу пройти границу именно в их автомобиле. Ответов было четыре — в порядке убывания частоты:

Ни один из вариантов мне не подошел, и лучшим местом для пережидания непогоды оказалась придорожная кафешка, расположенная в десяти метрах от желанных ворот. Я упал на стул и попросил выдать кипятка, на что получил двойную порцию блюда «позы», встречавшегося на просторах Бурятии, Тувы и Монголии, похожего на грузинские хинкали и тюркские манты. Это было настоящее мясо — то, что я ел, и то, что происходило вокруг. Из девяноста водителей ни один не согласился взять на борт, и вероятность того, что через час ситуация кардинально переменится, была такой же, как возможность попасть через пару дней в центр Пекина. Я медленно кусал мясо, будто находясь в рапиде, чтобы отдалить момент попадания на негостеприимную улицу, и брызги летели по всем углам кафешки. Мне совсем не хотелось клянчить вписку в кабины всех подряд автомобилей, поэтому я решил выбрать самую подходящую, на мой случайный взгляд, машину и во что бы то ни стало пытаться попасть в нее. Вытерев капли и выйдя из кафе, я направился к потертому советскому «ЛуАЗу», такому же старому, как и этот погранпереход.

— Здравствуйте! Я еду автостопом в Монголию, а перейти пешком нельзя. Можно с вами на ту сторону попасть?

— Эй, патчиму еще стоишь? Садис скарее!

Бинго! Я сел в автомобиль к большому монголу, голова которого имела исключительно параллельные и перпендикулярные линии. Он был весел и сыт — а таких людей я любил. Минут двадцать он потратил на то, чтобы рассказать о полезности путешествий по Монголии, столько же на обучение меня местному языку. Сам он говорил по-русски с акцентом немца, но понимал я его больше, чем иногда себя.

— Запомнил? Повторы!

— Да — за! Не — гуй! Нет — угуй! Спокойной ночи — сайн нойрсоорой!

— Хорошо, а я кто?

— Сайн хун!

— Вот теперь все правильно!

Мы сдвинулись на еще одно машино-место вперед, и водитель буквально уткнулся носом во впередистоящий «уазик», но таранить его не стал. Если кому-то для съемок фильма понадобится человек, который должен уместить автомобиль длиной три метра триста девяносто сантиметров в парковочное место длиной три метра триста восемьдесят сантиметров, то ему срочно надо познакомиться с любым монголом, стоящим на пограничном переходе Кяхта — Алтанбулаг.

— Тэбе очень повезло — я через эту границу каждый день езжу, значит, к тэбе вопросов не будет.

— Почему каждый день ездите?

— Как почему? Работа у меня такая! У вас покупаю, у нас продаю, а потом наоборот. Солярка, шины — все как всегда, все как у людей.

— А другой работы нет?

— За такие дэньги — нет! Я только для дэтей стараюсь, на сэбя мне все равно. А еще для жэнщины моей!

— Ваша женщина — русская?

— Не дай бог! Русская жэнщина пока замуж не вышла, вся из себя идеальная, а в семье поживет лет шесть, начинает ворчать и толстеть. А монгольская жэнщина всегда хороша!

На границе подоспела наша очередь. Водитель оставил машину и затаился у двери, чего велел сделать и мне. Мы пропустили свою очередь, подождали минут десять, а потом быстро зашагали к госслужащему. Монгол-водитель и бурят-пограничник улыбнулись друг другу, и первому без лишних вопросов и проверок автомобиля поставили штамп. Мой паспорт тщательно пролистали, разглядывая грузинские и украинские печати, и рядом с ними влепили новую со словом, которое говорило само за себя и перекрывало все предыдущие, — «Кяхта». После мы повторили процедуру рукопожатий и перестрелок улыбками на монгольской стороне и оказались по ту сторону баррикад.

— С пограничниками так надо, по-братски. Везде свои связи имэть. Тогда и бизнес можно делать, — деловито декларировал монгол.

Окружающий пейзаж ничем не отличался от бурятского — та степь, от которой я старательно сматывал, здесь расстилалась только сильнее. Разглядеть ее красоту мешали скособочившиеся заборы и двухэтажные панельки. Дорога в очередной раз начиналась там же, где и темнота.

Монгол доехал до соседнего города Сухэ-Батор и остановился рядом с надписью «Караоке. Канон. Принтер». Дверь открывалась так: нужно было подойти, обхватить ее с двух сторон, как талию девушки, поднять, поставить вбок, зайти, а затем поставить дверь на место — чтобы ветер не задувал внутрь. Эту процедуру мы повторяли раз десять, пока таскали добрую половину груза, закупленного в глубинах России, в глубины маленького снаружи и бесконечного внутри одноэтажного здания.

Прямоугольный мужчина решил помочь мне добраться до Улан-Батора — мы вышли в центр главной улицы города, которая ничем не отличалась от неглавной, и стали махать всем встречным автомобилям, повозкам, тележкам, велосипедам, коровам, муравьям, чтобы хоть кто-то взял меня по пути в столицу. Каждому водителю мой монгол настойчиво доказывал, почему этого скукоженного парня с рюкзаком надо непременно взять с собой, но никто в такое позднее время не собирался выезжать из города. Рядом с нами сбавила ход синяя «Хонда», немного повиляла и неторопливо продолжила путь. К слову, это была первая и последняя синяя «Хонда», которую я встретил в этой стране. Мой монгол закричал: «Быстро!» и запрыгнул в «ЛуАЗ». Мы рванули на его тарахтелке в погоню. Минутой позже монгол подрезал японский автомобиль и с пятой попытки бортанул так, что тот вынужден был остановиться. Мой прямоугольный друг вмах выскочил и разъяренно заговорил по-монгольски с водителем синей машины. Они размахивали руками, пыхтели, сопели, цокотали и рявкали, похожие на две Годзиллы. Наконец мой монгол ткнул пальцем в другого монгола и приказал мне:

— Садись!

— Куда?

— Заднее!

— Куда едем?

— Зуунэхараа!

— Отлично!

— Бывай!

Спасшему меня монголу ушла большая открытка с небоскребами Москва-Сити. Он повертел ее в руках и, заявив: «Я по-русски только говорю, писать нет!», сунул в черный карман куртки. Мы обнялись — я первый раз обнимался с монголом — и машина, как и во все предыдущие разы, подняла за собой пыль. Меня понесла вперед синяя «Хонда» с таким же большим, но менее прямоугольным монголом у руля. Здесь дела обстояли хуже. Первые пятнадцать минут мы пытались говорить на языке жестов, ибо ни русского, ни английского новый монгол не знал. Потом это стало оборачиваться слишком частым отпусканием руля с поворотом головы в мою сторону, и мы ехали больше криво, чем прямо. На этом разговоры пришлось прекратить. Стемнело чуть более, чем полностью, звезд не было, луны не было, деревьев не было, была только дорога, чудом освещаемая фарами. Ощущалось, что ее проложили через черную бездну, и если мы оступимся и свернем, то придется долго-долго лететь вниз.