Алтан сразу поняла, что она в лесу встретила Саган Болохо. Только для нее он теперь был Белоглазый.

Еще через восемь дней он снова приехал. Не было теперь беглеца. Ее искал.

– Захотелось посмотреть, правда ты такая красавица или мне почудилось в тот день, – сказал он с волчьей улыбкой.

Алтан угостила его кислым молоком, как положено, и меда поднесла, кусок сот вырезала и подала на блюде. Он и молоко выпил (а русские обычно свежее любят), и мед съел так жадно, будто голодал. На нее смотрел, не отрываясь. Ей казалось, он облизывает ее лицо взглядом. И очень хочет укусить, но пока не решается. Ей было страшно…

А он подарил ей нитки для вышивания. Цветной шелк, целый набор в картонной коробке. Дорогие нитки.

– Я слышал, что ты шаманка, и потому вместо мужа у тебя дух. Но точно ли духа хватает для радости?

Алтан нахмурилась.

Белоглазый расхохотался:

– Чудно. Ответить не можешь, а все понимаешь… Ты красавица. Таких тут больше нет. Может, твоя мама с казаком согрешила, а? У тебя лицо не широкое и тело не мясистое. И если содрать с тебя эти тряпки, окажется, что ножки длинные да щиколотки точеные. Я знаю в этом толк, запястья-то какие тонкие. Как бы я хотел посмотреть на твою наготу, красавица. Посмотреть и потрогать…

Алтан знала: от лютого зверя убегать нельзя. Надо его взглядом остановить.

Она попыталась остановить взглядом Белоглазого.

Получилось.

Он вздохнул:

– Не хочешь. Понимаю. Девственна ты. Мужской любви боишься. Эх, не будь у меня невесты, пожалуй, увез бы я тебя отсюда, крестил бы в церкви, учителей нанял, обучил бы читать, писа́ть и танцевать, а больше ничего и не надо женщине. А потом бы и женился. Уж очень ты хороша. Никогда я такой красоты не видел. Но невеста у меня, не могу я слово данное нарушить. И потом, ее одну я не боюсь насмерть замучить… Зверь во мне. Твоя красота его раззадоривает. Лучше бы мне тебя не видеть, красавица. Но не удержусь, еще приеду. Ты не бойся: я пока его могу держать на цепи, зверя-то, пока до теплой кожи твоей не добрался.

Он уехал, а Алтан впервые этой ночью не смогла заснуть до утра, и Соловей не сумел ее утешить. Страшно ей было. Очень страшно.

Белоглазый снова приехал через неделю. Привез гостинец: моток голубой атласной ленты. Этой ленты хватило бы с ног до головы одежду обшить. Снова угостила его Алтан. Снова Белоглазый съел все поднесенное. И глазами ее жег. Но теперь взгляд был такой страшный, что Алтан казалось – она ощущает на губах, на щеках, на шее кусающие поцелуи Белоглазого, и даже губа треснула, капелька крови выступила… Она облизнулась – и правда кровь!

Он ни слова ей не сказал. Только смотрел долго. Насмотрелся – уехал.

Через два дня Байгал выбросил на берег тело девушки из соседнего поселка. Руки связаны, тело ножом изрезано. Надругались над ней жестоко. И что особенно жутким показалось, в орбонг, в мягкое и нежное средоточие женской сладости, и без того истерзанное насилием, неведомый мучитель воткнул заостренный кол да так и оставил. А в воду ее еще живой бросил. Старый, опытный шаман на нее посмотрел и сказал: она сильная была, никак не умирала, сколько ее ни мучили, утонула…

По закону нельзя было даже похоронить несчастную девушку, надлежало русским отдать. А они еще хуже с ней поступят: их врачи начнут резать ее, нарушат целостность тела, органы вынут, и даже если потом обратно положат – трудно ей будет, когда воскреснет. Но похоронить ее тайно буряты не решились – уж очень страшное убийство.

Алтан не была уверена, что это Белоглазый. Но боялась, что это он свою страсть к ней, к Алтан, выместил на бедной девушке, которая была даже моложе ее.

Затворив дверь дома, задвинув засов, Алтан разделась донага. Присела на корточки и коснулась рукой своего орбонга. Кудрявые волосы прятали нежнейшие розовые складочки и то драгоценное зерно, от прикосновения к которому наслаждение золотыми нитями разбегалось по всему телу. Соловей любил клевать ее зерно, доводя Алтан до исступления. Но как мал орбонг и как мягок, как же так – воткнуть в него кол? Какую боль пришлось перенести той девушке, прежде чем упокоил ее Байгал… И кем надо быть, чтобы такое сделать и такими деяниями наслаждаться?

Волк – нет, волк лишь наружность.

Какой-то злой дух пришел в их края и прячется…

В ком?

В Белоглазом, в Белоглазом, она знала это, хоть и не хотела признаваться даже себе…

В Белоглазом прячется злой дух.

Может, удастся его выманить? Изгнать?

Но если это не здешний дух, а чужой, привезенный из русских земель? Что делать тогда? Как с ним воевать?

Пытаясь найти утешение, Алтан нежно коснулась своего драгоценного зерна и позвала Соловья. Сегодня ей нужна была его любовь. Она нуждалась в наслаждении и забвении.

Русские решили, что это буряты убили ту девушку. Варварская жестокость, да и способ странный: все указывает на то, что совершено дикарское жертвоприношение. Так решили. И начали искать бурята-убийцу. Хорошо хоть тело вернули родным и они смогли похоронить…

А вскоре – новое убийство. Теперь уже женщина постарше, молодая мать. Привязала сына на спину и пошла ягоду собирать.

Ребенка, наплакавшегося и уснувшего, и почти полный туесок ягод нашли, когда вечером отправились на розыски. Повезло, что дикие звери к нему не приблизились. Даже странно… Словно тот, кто коснулся ребенка, снимая его со спины матери, был для диких зверей страшен и оставил свой след, сделав малыша непригодным в пищу никому из хищников.

А с матерью он обошелся так же ужасно, как с той первой несчастной девушкой. Только кол не вбил, но вырезал ей все женское до кости – и швырнул в сторону, как кусок мяса. Женщина умерла от боли и кровопотери. В рот накрепко вбит ком из тряпки и перевязан сверху ее же поясом, глаза широко открыты, словно и после смерти она испытывала ужас.

Ее тоже отвезли в город, и тот же вердикт: принесена в жертву.

Следующее убийство – через несколько дней. Уже не женщина. Мальчик, подросток.

Конечно, бывали такие мужчины, кто хотел лечь с мальчиком, как с женщиной, но этого мальчика не осквернили. Ему вырвали кишки и вытащили сердце, не вскрывая грудину, а из-под ребер, снизу… Иначе, кроме как руку засунув, этого не сделаешь. Охотники умели вынуть еще теплую печень и сердце у зверя, чтобы съесть, но никогда не делали это вот так.

Русские опять обвинили во всем бурят. Арестовали старого шамана. На берегах Байгала появились казачьи разъезды.

Шаман вернулся домой еле живой. Хорошо, когда его арестовали, за ним пошли его ученик и брат ученика. Они прятались у границ города и каждый день ходили к тюрьме ждать, не отпустят ли шамана. Отпустили – избитого, полузаморенного голодом. Выбросили на улицу: добирайся до дома как хочешь, а до поселка – день езды на конях, пешком же немерено. Ученик и брат ученика поочередно несли шамана на спине, пока не дошли до бурятского поселения, где оставили своих лошадей.