–  Отец всегда предостерегал меня, что, если я когда-нибудь окажусь в опасности, ее источник, скорее всего, будет находиться здесь, в стенах Виллджамура. Кажется, у вас на Фолке есть особое искусство боя на близком расстоянии.

–  Да. Мы зовем его витасси. Раньше оно было частью танца под названием витассимо, одного из старейших на Фолке.

–  Вот именно, – сказала Эйр, явно утрачивая интерес. – Короче, отец всегда твердил, что я должна овладеть техникой боя, непохожей на местные, чтобы иметь преимущество.

–  Этот Снежный бал… Он очень важен?

–  В некоторой степени. Его цель – заставить людей забыть о близящемся Оледенении. Победителей ждет награда в двести ямунов.

Двести ямунов! Рандур пытался не выказать своей заинтересованности. Половина платы культисту.

–  Неужели деньги имеют такое большое значение для людей вашего круга – из самых верхов общества?

–  Нет, не имеют. Мы и так можем купить все, что захотим.

Рандура удивила гордость, с которой она это произнесла.

–  Ну, с такими деньжищами люди здесь должны быть счастливы.

–  Казалось бы, – ответила она и вышла из комнаты, оставив его наедине с ароматом ее меланхолии.

Рандур не мог точно сказать, в чем это выражалось, но настроение в Балмакаре царило странное. Все целыми днями только и говорили что о закрытых воротах города. Рандур даже начал задумываться о том, как он сам выберется отсюда, когда накопит достаточно ямунов, чтобы заплатить главе ордена Равноденствия. В Виллджамуре в любое время дня и ночи кто-нибудь говорил о надвигающейся зиме. Многие пророчили беду – гибель цивилизации в том виде, в каком они ее знали. Сам Рандур привык жить одним днем и потому о будущем не задумывался. К чему беспокоиться о том, чего все равно не знаешь? Теперь его больше волновало, когда ему удастся заполучить какую-нибудь девчонку.

А их в Балмакаре было множество. Рандур быстро заметил, как поворачиваются ему вслед головки молоденьких служанок и придворных дам. Внимание было ему не внове, поэтому он улыбался тем, кто посимпатичнее, а дурнушкам только подмигивал. Хорошо еще, что его личную охрану составляли не красотки. В его поведении крылся тонкий расчет, так как кое у кого из этих женщин могли водиться денежки, которые он мог извлечь поцелуем. Такие мысли стали посещать Рандура после разговора с Дартуном. Продает ли он себя? Это его не беспокоило. Секс – это просто секс, ни больше ни меньше, и нечего поднимать из-за него такой шум.

Он старался всегда выглядеть привлекательно, чтобы производить впечатление человека выдающегося, с хорошими манерами. Рубашки носил черные, под цвет волос, с расстегнутой верхней пуговкой, штаны в обтяжку, сапоги с острыми носами – все по последней городской моде.

Декларация о намерениях. Перед вами человек, с которым следует считаться.

На следующий день его привели в маленькую, довольно темную комнату с голыми каменными стенами, где его уже ждала леди Эйр в мешковатом белом платье.

Рандур поглядел на ее одежду и покачал головой:

–  Ну, для начала надевать следует что-нибудь облегающее, плотно сидящее на теле.

–  Правда? – спросила Эйр. – А зачем мне тесная одежда? Чтобы поощрять твои грязные мыслишки?

–  Леди, боюсь, что грязные мыслишки начинают посещать меня при виде более обильных прелестей, чем ваши… – Он пожал плечами. – Нет, я просто хотел сказать, что ваш меч запутается в этих тряпках.

–  Я почти всегда ношу свободную одежду. Какой смысл тренироваться в том, что я никогда не буду носить?

–  Как пожелаете. А сейчас нам нужны мечи.

Дверь распахнулась.

Это еще что такое?

Вошли двое гвардейцев, поклонились ей.

–  Госпожа правительница, вас срочно желает видеть канцлер Уртика.

–  В чем дело? – раздраженно бросила Эйр.

–  Канцлер намеревается объявить войну, а такой шаг требует вашего присутствия в Атриуме.

–  Войну? – Она нахмурилась. – Кому?

–  Народу Варлтунга, госпожа. Есть доказательства, что именно они напали на гвардейцев у мыса Далук. Разведка полагает, что они могут предпринять нападения на зависимые народы империи.

Рандур внимательно слушал. Неужели варлтунгцы действительно решились напасть на империю? Если так, то его родной остров Фолк окажется на передовой.

–  Скажи ему, что я сейчас буду. – Она повернулась к Рандуру. – Продолжим наше занятие в другое время. А пока тебя ждут кузнецы. Выбери мечи, какие пожелаешь.

–  Отлично. – Он поклонился ей, глядя, как она выходит из комнаты.

Выйдя в коридор, он тут же свернул за угол в галерею, где заметил богато одетых женщин с высокими модными прическами. Глаза у него загорелись, тысячи возможностей замелькали перед его мысленным взором. Остановившись в тени чего-то похожего на панцирь огромного насекомого, он стал его рассматривать. Сначала он думал, что это какие-то диковинные доспехи, но, приглядевшись, понял, что сделаны они вовсе не из металла. Это был прикрученный болтами к стене экзоскелет некой твари с разинутой, точно в предсмертном крике, пастью.

Поежившись, Рандур перевел взгляд на женщин. Стал прислушиваться к обрывкам их разговоров, эхом раздававшихся в галерее.

–  У него за душой немало ямунов, как я слышала…

–  Не уверена, что он из тех, за кого стоит выходить замуж…

–  А полюбить его вы могли бы?

–  Разве в этом дело? Ему не обязательно знать, что у вас есть кто-то на стороне.

–  Видит Астрид, я знавала мужчин получше… Физически там не на что смотреть, к тому же еще и старик…

–  Зато дом у него – загляденье. Я уверена, что была бы счастлива, живя в нем. Так что, на мой взгляд, приударить за ним все же стоит…

«Жадные коровы», – подумал Рандур.

Набрав полную грудь воздуха и припомнив пару дежурных любезностей, он направился к ним, готовый начать операцию по изъятию у них известной суммы денег.

Лошади мчались в ритме, вторившем ударам его сердца, или наоборот? Бринд уже столько лет мерил просторы империи верхом на лошадиной спине, что это вошло у него в привычку, стало рутиной, замечаемой им лишь тогда, когда он не мчался из одного конца архипелага в другой. Бринд принуждал своих спутников скакать, пока не устанут лошади, и останавливаться в деревушках и на хуторах, лишь когда тундра окажется особенно неприветливой, с резкими ветрами, приносящими морось и слякоть. Оставшиеся в живых ночные гвардейцы взлетели на гребень холма, нависавшего над портом Гиш. Ландшафт на этой стороне острова был ничем не примечательный. Низкие облака плыли по горизонту, пятная чистоту небес.