– Я вызываю всех, и пусть они сделают все, чтобы…

– Это долго, – неизменно произнес Кросс, видя борющуюся с невообразимыми ужасами Ханну. – Сколько дней им лететь? А сколько они будут думать, что делать, прежде чем лететь? Оно будет пробираться к нему, потому что есть запахи, есть тепло, есть движение, – что-то из этого точно не даст этим… этим спорам просто…

– Я знаю, что делать, – немного необычным тоном произнес Алден, позволив себе и движение по звездолету, и лидерство в этой ситуации.

Он многое хотел сказать, но каждый раз слова ускользали от него, порой даже забирали сам смысл своего назначения. И это вопреки ситуации послужило тому, как легко ему удалось выразить все кратко и по существу, ровно в той манере, в которой он и работал, и жил, и сейчас свершит свою судьбу.

– Нельзя допустить распространения того, с чем мы столкнулись. Я уроню корабль на экзопланету. Она мертвая, там нет кислорода, урона это никому не принесет. А вам надо будет обо всем сообщить, чтобы полет сюда был запрещен даже после того, как все приведут в порядок!

Кросс и Ханна не верили услышанному, все казалось во сне. Переглядываясь, они смотрели на его изображение в одном из мониторов от камеры из шлема, куда сейчас посмотрел и он, налаживая своеобразный зрительный контакт.

– Нет, нет! – Ханна злилась и готова была уже ударить кого-то, не находя себе места. – Это не обязательно, мы придумаем, как тебя вытащить!

– Ханна, – чуть эмоциональнее начал Алден, глядя в камеру, – послушай меня внимательно, пожалуйста. Нынешний расклад и так довольно удачный, потому что повезло перехватить это судно, еще и рядом с экзопланетой, что станет могилой для этой заразы. Если бы не мы, то страшно представить, к чему бы все это в будущем привело. Мы не можем рисковать всеми из-за одного человека. Это небольшая цена. А я всегда рисковал жизнью, поэтому и решил стать Пилигримом. Меня уже не удивить, и вот в моих руках сейчас сделать правильное дело, взять ответственность.

Алден начинал с убеждения, но под конец из него выходило настоящее смирение, которое, вопреки ужасу Кросса и Ханны, казалось ему вполне достойным, окончательно закрепляя его решение. Алден подошел к носу корабля, включив ручное управление единственным рабочим двигателем, запуск которого с трудом, но произошел благодаря подпитке генератора.

– Нет! Я не позволю тебе, у меня есть удаленный…

– Пожалуйста! – вырвалось эмоционально из Алдена. – Позволь мне сделать то, что я хочу! Это мое решение, не твое. Я прожил хорошую жизнь, и я хочу закончить ее осмысленно и с пользой. Да и не смогу я простить себя за то, что поставил себя выше всех вас, как и всех людей, которые могут пострадать, если это все доберется до них. Ты бы смогла так жить?

Ханна смотрела на него почти в слезах, то ли злясь, то ли позволяя боли уничтожать себя изнутри.

– А ты чего все молчишь?! – попыталась она найти поддержку у Кросса, что ушел в себя и лишь с каменным лицом смотрел через иллюминатор на звездолет. Он повернулся к ней словно неживой, но, чуть вздохнув, немного ожил:

– Он прав, – с трудом выговорил Кросс, – при контакте с неизвестной биологической Жизнью есть особые протоколы. Мы столкнулись с тем, с чем никогда ранее не сталкивались. Рано или поздно такое должно было случиться, и он прав, Ханна, нам повезло. Корабль работает, есть куда все это сбросить, а одна жертва…

– Две! – не сдавалась Ханна. – Там есть выживший, и мы…

– Он умрет, не зная об этом! В своих глубоких снах, без боли и страданий! Мы не можем рисковать, Ханна, такова наша работа, таков долбаный риск! Мне тоже трудно, но он прав!

Молчание затянулось слишком надолго.

– Спасибо за все, Кросс, ты отличный друг. Найди уже себе бабу и заведи толпу детей, начни уже жить, братан! – решил Алден добавить легкости, на что Кросс даже улыбнулся.

– Я был рад вас знать и был рад работать с вами, спасибо вам за все, друзья. Берегите себя и цените, сделайте мне такое одолжение. Ханна, – решил он кратко добавить с полной любовью и заботой, – позволь своим амбициям раскрыться, не бойся своего потенциала, у тебя все получится, я знаю и верю в это, верь и ты. Надеюсь, что вы оба наконец-то добьетесь того, о чем давно мечтали, оставите эту работу и пойдете дальше, к своим мечтам.

Для Алдена все стало на удивление легко, будто некая эйфория настигла его так естественно, что он даже задумался о том, почему ранее были моменты, когда возможная гибель пугала его до самой дрожи. Руки уверенно направляли рычагами нос старого корабля налево, в сторону мрачной экзопланеты, которой он не боялся, – даже наоборот, пробилось чувство знакомых тонов, словно он, несмотря на все перипетии жизни, все же достиг нужных координат. Алден приближался к поверхности экзопланеты, все еще зная о том, что за ним наблюдают его друзья, ставшие семьей. Пожалуй, о единственном он жалеет – что не может взглянуть на них в последний раз. Он кратко и по существу отчитывается о состоянии полета, все же уронить этот звездолет – настоящее геройство, ловит он себя на этой приятной мысли. Вокруг все трясется от перегрузки, некоторые детали начинают отваливаться, а гравитация уже берет все больше власти. Поглядывая бегло на приборы, он увидел висевший слева у иллюминатора на магните металлический выгравированный бейдж с именем и данными владельца корабля. Улыбнувшись, он про себя обратился к нему, как к другу, подчеркнув общую с ним судьбу, и даже извинился за то, как все вышло, почувствовав некую еле уловимую связь с тем человеком. Сообщил неизвестное всем имя и данные Ханне, чтобы та нашла его родню и рассказала о судьбе, о чем даже отчитался перед спящим все это время человеком про себя. Это и помогло ему попросить Ханну написать его отцу о том, как он погиб и что просит прощения за все. Он хотел этого раньше, но почему-то всегда думал о том, как здорово просто исчезнуть, без прощания и последней весточки, легко и свободно. Если бы не владелец корабля, то вряд ли у него хватило бы смелости попросить Ханну о последнем одолжении перед столкновением с поверхностью. Связь оборвалась, внезапно все затихло…

Сложно задавать вопросы типа: откуда я здесь? для чего я здесь? может быть, ради чего я здесь? или же за какие такие грехи я здесь?.. Обычно ответы – это прямая линия от контекста, которые ныне абсолютно неизвестны, даже, более того, можно уточнить: самого чувства ожидаемой вины или же назойливого зуда надобности что-то этакое сделать не присутствует, то бишь чуйка или некий эквивалент интуиции попросту отсутствует. Да, получилось найти по наитию дверь, даже открыть ее – но продвижение в поисках своего предназначения, к сожалению, не наблюдалось толком вовсе, даже наоборот, задало чуть большую смуту в восприятии ориентиров этого морально-эмоционального путешествия. Но другого пути нет: лишь вглубь, ища самое главное для любого существа – предназначение. Правда, сначала нужно утолить опять же голод, наличие которого уже начинает раздражать: уж слишком быстро расходуется найденная еда. Зато сил становится, как это ни странно, все больше и больше, что лишний раз подчеркивает определение «растущий организм». За створками было небольшое помещение, стена впереди немного мятая, чуть-чуть работающие лампы в потолке включились через минуту, как были сделаны первые шаги вглубь изначального мрака. Слева и справа были закрытые такие же створки метрах в четырех от нынешней позиции. В целом довольно чисто – и лишь точечно места с той субстанцией и органикой, которая умело заполонила место инкубатора. На стенах вывешены какие-то неизвестные глазу изображения и тексты, что-то очень старое по материалу: на одном изображена планета прямо по центру космоса, на другом – несколько улыбающихся людей, на третьем – какие-то сооружения. Разглядывать долго их не получилось: уж очень сильно урчал живот, а любопытство и страх перед неизведанным не менее сильно игрались в поддавки друг с другом, вынуждая практически необдуманно открыть также вручную створки слева. Внутри было небольшое пространство, примерно такое же по размеру, как и место пробуждения. Свет работал лишь редкими лучами слева, опять же с потолка, как и тот же холод, и та же начинающая раздражать тишина. Но все же тут кое-что привлекло своей странностью: по правой стороне стена была мятая, словно газету скомкали, потом размяли и приклеили. Возможно, была битва, возможно, кто-то или что-то стремилось выбраться прямым и дуболомным способом. Понять было невозможно, но сам факт влияния на прочные стены пробуждал очень уж нетипичное волнение. Там же валялись какие-то тряпки, прямо в углу справа, близко к месту входа, почти горой. А уже вдоль этого ужасного и не менее пугающего из-за нахождения в тени элемента интерьера кое-как были разложены контейнеры с разным содержимым, словно их кто-то издалека сюда швырнул и так оставил. Многие были открыты и пусты, что опять же пробудило некую инстинктивную изобретательность, заставившую сразу же взять один из них и подставить под воду, капающую в углу на пол с потолка из трещины в металле. Медленно, но вода собирается, а пока это происходит, создавая приятный слуху шум падающих капель, глаза уже уловили в другом контейнере еду: упакованная в герметичную пленку, вполне пригодная для употребления сухая смесь. Было странно ее есть, но, опять же, сомнений в ее пригодности попросту не было, как и не было сомнений в том, что в находившейся напротив мятой стены затвердевшей субстанции есть что-то живое. Черная, почти везде однородная смола или нечто близкое было в тени, прямо вдоль стены от потолка до пола она выпирала на несколько сантиметров вглубь, сократив свободное пространство на четверть от изначального. Заметить такое получилось лишь сейчас из-за простых потребностей, кои были немного забыты в момент понимания опасности от незваного соседа. Почему – не ясно, но нечто внутри стало двигаться, явно пробираясь на волю из своей берлоги, видимо, учуяв нарушение своих границ. И это неким образом привлекло все возможное внимание, но не страх или осторожность, а как раз наоборот – желание проверить свои возможности, физические и моральные. Возможно, присутствие здесь этого создания – тот самый элемент предназначения, нужный для любого живого организма?