– Тут ты врешь, Маркус, – ответила девушка, назвав пленника по имени, указанному на карте общего доступа, – документе, служащем для военных удостоверением личности.

Больше в бумажнике парня ничего не нашлось – ни водительских прав, ни кредитных карт, ни страхового свидетельства.

Пленник, услышав имя Маркус, сел и выпрямился. Ага, значит, имя настоящее. Парень пытался не подавать виду, в то же время потихоньку теребил свои путы, больше действуя левой рукой. Левша. Нола взглянула на рисунок, потом на Маркуса, добавила несколько штрихов. Он был широк в теле, настоящий слоняра, одна рука толще и мускулистее другой. Не любит дисциплину. Ноги на рисунке получились не такие массивные, как руки и торс. Значит, сачкует в спортзале, забывая про ноги и налегая на упражнения для грудных мышц и рук – на эти части тела люди обращают внимание в первую очередь. Тщеславен.

– Да понял я уже, понял. У тебя мой бумажник. Телефон, поди, тоже.

Угадал. Одноразовая мобила. В памяти ни одного звонка или адреса.

– Я и пушку твою нашла, Маркус. «Беретта М9», любимое оружие спецназа, – ответила Нола, чувствуя успокаивающую тяжесть пистолета в своем кармане.

Когда она жахнула Зига током, электрошоковая перчатка собственного изготовления перегорела. Хорошо, что удалось добыть настоящее оружие.

Нола усилила тени на щеках нарисованного Маркуса. У парня были красивые скулы, как у Зига. Нола мысленно выругала себя, что вообще вспомнила о нем, не говоря уж о его внешности.

Танатопрактик ей не понравился, показался сентиментальным. Много о себе мнит. Похож на тех папаш, что на детском утреннике выкрикивают имя дочери громче всех, думая, что помогают ей, а на самом деле потакают собственному тщеславию. Что за типаж? Говнюк! Нола в этом не сомневалась. Но если так, почему она так много о нем думает? С того момента, как в дело вмешался Зиг, она не могла выбросить из головы ни его, ни Мэгги, которую она действительно спасла в тот вечер. Нола углядела в том проявление собственной слабости – некоей остаточной памяти детства, вытаскивающей наружу образ жалкой, плаксивой девчонки.

– Нола, ты меня слушаешь? – прервал поток ее мыслей Маркус. – Если думаешь, что я стану отвечать на твои вопросы… – Он вдруг замолчал и согнул ноги в коленях, чтобы прикрыть пах. – То, что ты делаешь, называется пыткой. Ты это понимаешь?

О да. Она понимала.

Нола часто думала о пытках. Кому, как не ей, о них размышлять? В конце концов, что есть пытка? Обыкновенное использование чужих слабостей. Вот только в голливудских фильмах и разухабистых детективах пытки всегда показывают в искаженном виде. Поэтому большинство людей ассоциируют пытку с клещами, ножовками и подносами со стоматологическим инструментом. В реальной жизни чем проще способ, тем он эффективнее. Например, лишение человека одежды.

– Еще раз – твой приемчик я вижу насквозь, – повторил Маркус, слизывая пот с верхней губы. – Ты нарочно включила обогреватель, я угадал?

Опять в точку. Нора повернула ручку термостата до тридцати градусов. Маркус покрылся влажным потом, организм начал намекать мозгу, что пора удариться в панику. За последнюю сотню лет люди отточили и другие способы – например, ввести кому-нибудь в вену соленую воду, после чего человек корчился от страшной боли. Или напоить смесью воды и бензола – жидкости для заправки зажигалок, вызывающей спазмы желудка, понос и горячечный бред. До Второй мировой войны и изобретения амфетаминов не было средства эффективнее. Даже агенты с высочайшим болевым порогом – русские, мексиканцы, вьетнамцы – боялись такой пытки. Сыворотка правды – брехня. Но если добавить жидкости из зажигалки, устроить белую горячку, человек сразу расколется.

– Думаешь, ты меня напугала? – огрызался Маркус, облизывая потные губы.

Несмотря на слоновьи размеры, он растерял всю свою внушительность.

– Маркус, я плохо лажу с людьми. Поэтому люди меня не любят, побаиваются. Но иногда для страха есть разумные основания…

Маркус с натянутой улыбкой покачал головой.

– Я бывал в Йемене, в Ливии… Вытаскивал наших ребят с отрубленными руками. Можешь поднимать температуру сколько влезет! Я не буду отвечать на твои вопросы!

В этом он тоже был прав. Или отчасти прав. Впрочем, Нола, подобно всем мастерам допроса, помнила: как только боль начнется по-настоящему, много вопросов не назадаешь. Ну и ладно. Один-то стоит попробовать. Если найти правильный подход, разговорить можно кого угодно. Даже слона.

– Одноразовый телефон – умный ход, Маркус, – похвалила Нола, достав дешевый мобильник с откидной крышкой, обнаруженный в кармане пленника. – Глупый ход – оставить машину у мусорных баков и спрятать настоящий телефон под ковриком у дверей, надеясь, что его никто не обнаружит.

Маркус напрягся. В выемке верхней губы образовалась новая лужица пота.

– Я работаю в Форт-Белвор, Маркус. Это мой дом. Чтобы тебя не заметили, нужно было лезть через забор. Но когда ты разъезжаешь по базе на машине, люди тебя видят. И видят то, что у тебя с собой.

Нола достала из другого кармана второй телефон – тоже с откидной крышкой, но не такой новенький, им пользовались не один день.

Лицо Маркуса, грудь, обе руки – и сильная, и слабая – вмиг побледнели.

– Это не мой, – пробормотал он.

– Здесь не зал суда, Маркус. Здесь фабрика правды. – Нола наклонилась над пленником. – Расскажи мне… как, ты думаешь, отреагирует твой босс, когда узнает, что в нарушение всех правил секретности ты, как последний идиот, оставил телефон, с которого недавно ему звонил, в машине, у всех на виду? В принципе… – Она откинула крышку и нацелилась пальцем на кнопку «отправить», – я ему, пожалуй, сама позвоню.

– Не надо! Пожалуйста! Он… У меня ребенок…

– У тебя нет детей, я наводила справки. Будешь так себя вести, долго на фабрике правды не задержишься.

– Если он узнает… Ты ничего не понимаешь!

– Пожалуй, нам обоим известно, что я все хорошо понимаю. Итак, отвечай. – Нола так близко наклонилась к Маркусу, что едва не касалась его носа своим. – Назови имя. Как его зовут на самом деле? Кто такой Гудини?

* * *

– Где она сейчас?

– В гавани Пентагона – ответил Зиг, держа рулевое колесо одной рукой, в другой прижимая к уху мобильник. – Быстро движется. Видимо, уже за рулем, – добавил он, взглянув на красный треугольник радиометки.

– Похоже, уезжает, – произнес в трубке голос Пушкаря; низкий баритон гулом отдавался в салоне машины. Зиг ему не звонил, мастер-сержант сам с ним связался. Однако вникнуть в ситуацию еще не успел. – Думаешь, едет с кем-нибудь на встречу?

– Встреча, судя по всему, уже состоялась, – сказал Зиг, прибавляя газу и направляя автомобиль к съезду с автострады.

Он держался от Нолы на расстоянии мили. Инерция прижала туловище Зига к стенке машины, когда она круто повернула на бульвар Джорджа Вашингтона. По левую руку – чернильная гладь Потомака, за рекой в отдалении, как крохотный восклицательный знак, памятник Вашингтону.