– Алло? Алло? – раздался в трубке папин голос. – Это папа звонит…

Я кричу на брата, чтобы прекратил дергать трубку, а то нам сейчас влетит. Это всегда срабатывало, и он прекращал.

– Папа, привет. Ты опять придешь поздно? – Я знала заранее, что он ответит, и каждый раз задавала один и тот же вопрос.

Мы видели папу только по воскресеньям. Этот день мы ждали всю неделю, и это был настоящий праздник. Все остальное время папа находился на службе. Он работал в Центральном комитете Коммунистической партии Советского Союза (ЦК КПСС). Папа объяснял нам, что работает на правительственной работе и это занимает все его время, папа не мог находиться с нами так часто, как он хотел.

– Гызым, доченька… – так ласково меня называл папа, он произносил это слово так нежно и ласково, что я помню его как сейчас. – Дай трубочку нене…

– Нене совершает намаз, – сообщила я папе, зная о том, что нельзя прерывать молитву. Бабушка была верующей мусульманкой и совершала намаз три раза в день.

– Пойди-ка посмотри, по времени она должна закончить, – папин голос был ровным, но тревожным.

Я отложила трубку и побежала за бабушкой. Пользуясь моментом, Бахруз поднял трубку – поговорить с папой.

– Нене!.. Бабушка! Нене!.. Бабушка! – громко звала я бабушку. – Тебя папа зовет.

Нене только что закончила вечернюю молитву, и я помогла ей подняться. Быстрым шагом она подошла к телефону.

– Буюр огул, не меселеди? (Слушаю сын мой, что случилось?) – бабушка говорила на родном азербайджанском языке, который я плохо понимала.

Мы учились в русской школе и общались меж собой только на русском языке.

Я всегда задавалась вопросом, почему мы воспринимаем русский язык как родной и не говорим на нашем азербайджанском языке. Ведь из всех республик СССР ни в одной так, как в Азербайджане, не был подавлен родной язык.

Между азербайджанскими частями Ирана и Советского Союза контакт ограничивался до тех пор, пока в 1945 году советские войска не вошли в Северный Иран. Азербайджанский народ получил возможность объединения. В 1945 году на территории, занятой советскими войсками, образовалось национальное правительство Азербайджана. Однако оно просуществовало всего один год, до момента, пока советские войска не были отозваны назад под нажимом альянса. На следующий день несколько тысяч иранских азербайджанцев было убито. В последующие годы сепаратистские настроения в Азербайджане внимательно отслеживались, и использование азербайджанского языка ещё больше подавлялось. Так же, как это делала монархическая власть, исламский режим, пришедший к власти в 1979 году в ходе Исламской революции, умалял этническую разницу между персами и азербайджанцами. А в результате мы не говорили на нашем родном языке. Только благодаря моей нене я научилась разговаривать на азербайджанском, став чуть постарше.

Оба деда ушли из жизни, когда им исполнилось 60–65 лет. Мы не застали своих дедушек. Уютными бакинскими домашними вечерами, после вкусно приготовленного нене традиционного ужина, нам часто рассказывали про них, про наше происхождение и про историю нашей страны. Мы слушали её заворожено и всегда задавали великое множество вопросов. Нам было интересно знать историю семьи и своего народа.

Оба деда воевали в Великую Отечественную войну. Один из них получил осколочное ранение и контузию. Оба в звании полковника, работали прокурорами при советской власти. Это были люди прошлого столетия, которые знали, что такое долг и честь, они были преданы своей работе до конца. Папа и мама гордились своими отцами и хранили память о них.

Все детство и юношество папа наблюдал за тем, какой опасной, требующей стойкости и честности, была работа прокурора. Когда наступил момент выбора профессии, дед не захотел, чтобы папа пошел по его стопам. Папа получил два высших образования. Он великолепный оратор, прекрасно разбирался в литературе и истории, математике и физике – он знал все. И так сложилось, что и его работа в ЦК КП была совсем не простой.

Нене повесила трубку, выражение ее лица поменялось. Она пошла за мамой в гостиную и что-то ей сказала. И в эту секунду в квартире отключился свет. Время было позднее, я подбежала к окну – света не было нигде: ни в соседних домах, ни на улице. Вокруг сплошной мрак. Мы боялись темноты и прижались к нене, мама пошла на кухню за свечкой.

Семья наша жила на втором этаже девятиэтажного дома. С улицы стали доноситься мужские голоса и крики. Мы не понимали, что происходит. В окна начали бросать камни и разбивали стекла. Нене взяла на кухне ступку и завела нас в ванную комнату. Было очень темно и страшно.

Вновь зазвонил телефон, это был папа:

– Здравствуй, родная! – поприветствовал он маму. – Как там у вас дела?

– Спасибо. Хорошо. А у тебя что там творится? – с тревогой в голосе ответила мама.

– Всё нормально. За вами скоро приедут. А пока сидите спокойно, не высовывайтесь в окна и не выходите за двери. Хорошо? – Чувствовалось, что папа с нами только наполовину. Другая его часть переживала случившееся с высоты партийного работника.

…Из разговора родителей я поняла, что Народный фронт, при поддержке армянских боевиков, окружил здание ЦК КП, и часть группировки направилась к нашему дому, где жили семьи работников ЦК. Парадная дверь была закодирована, и попасть в подъезд было непросто, это нас спасло.

А через два часа за нами наконец-то приехал дядя со своими друзьями, и они вывели нас через запасной выход. Нас отвезли в загородный дом. Этим вечером папа так и не приехал, поскольку в городе продолжалось восстание.

Этот день в Азербайджане объявлен Днем всенародной скорби в связи с трагическими событиями 20 января 1990 года, когда в Баку были введены советские войска для подавления политической оппозиции…

Гасан, весело насвистывая какой-то незамысловатый мотив, возвращался домой. Настроение было отличным – несколько минут назад он нашёл в дорожной пыли медную монету и посчитал это добрым предзнаменованием. На то, что она была очень затёртая и немного погнутая, внимания Гасан не обратил. Главным в его понимании был тот факт, что в кармане появилась лишняя монетка. А каким путём и какая она – не столь важно.

В воображении он уже рисовал себе картину более крупной находки. Замечтавшись, он совсем не заметил, что навстречу ему из какого-то закоулка вынырнули несколько солдат-дашнаков, и теперь расстояние между ними сокращалось. Гасан их заметил только тогда, когда перед своим носом увидел дуло винтовки одного из них:

– Кто такой? Куда идёшь? – с вызовом произнёс один из дашнаков, и по его голосу Гасан понял, что встретившиеся армяне ещё и пьяны.

– Да я… вот иду… – промямлил он, но этим только рассмешил армян. Один из которых разглядел в руке у Гасана монету.

– О, как раз то, что нам надо! – произнёс дашнак. – И от кабака мы ещё не далеко отошли.