– Можно пройти?

– Нет.

– Дай угадаю? Никита так сказал?

– Ага, – вокруг его глаз появляются лучики-смешинки.

Веселуха! Просто супер!

Разворачиваюсь и бреду к барной стойке. Я так устала. Хочу есть. Спать. Вмазать Никите, а потом… Поцеловать его, чтобы он сам офигел. Чтобы у него сбилось дыхание. Чтобы он почувствовал то же, что и я.

Забираюсь на высокий стул и устраиваю голову поверх сложенных рук. Веки опускаются сами собой. Никита пришелец. Он ничего не чувствует. Ему просто не дано. Интересно, он всегда таким был или это приобретенное?

– Аня, – тихо зовет Максим.

– М-м-м?

– Клим может оторвать мне за это голову, но ты мне нравишься…

Хмурю брови, не открывая глаз. Что он имеет ввиду?

– Нет. Не в том смысле. Я же не самоубийца, – Максим приглушенно смеется. – Я хотел сказать тебе, что Никита… Он не такой плохой, как кажется. Мы знакомы недавно, не уверен, что он считает меня другом, но для меня он им стал. Случаются разные ситуации, всякого рода дерьмо. Так вот, Клим не боится испачкаться, если это поможет решить проблему. И он помог мне. Единственный из всех. Его нужно попытаться понять и тогда…

– Зачем ты мне это говоришь?

– Не знаю.

– Тогда лучше молчи.

– Просто… – голос парня становится по-настоящему серьезным и переходит в шепот: – Ты – сбой в его жизненной программе, а ее давно пора менять.

– Ты можешь по-русски говорить? Я сейчас не в состоянии расшифровывать загадки.

– Никита… Он…

– Аня! – хриплый крик с каплей недовольства заставляет поднять голову.

Никита держит поднос в одной руке и смотрит на Максима. Бармен тут же превращается в самого работоспособного и ответственного человека на Земле.

– Я просто хотела свой латте, – примирительно произношу я.

Никита отпускает Максима и ментально хватает за горло меня, переводя взгляд:

– Латте от милого парня с клубничным сиропом?

– Я бы сейчас выпила латте даже от инопланетянина.

– Придется выпить латте всего лишь от меня. Ничего? Не расплачешься от досады? – он заходит за барную стойку.

Всего лишь… Всего лишь от парня, который взрывает меня одним касанием.

– Только если ты туда яда не напускаешь.

– Ядовитая здесь только ты, малышка.

Через минуту перед моим носом появляется красивый стеклянный кубок. На дно ложится чёрный сироп, похожий на смолу, но я уже знаю, что это шоколадное печенье. Именно его Клим добавлял в мой молочный коктейль. После в бокал льется мягкое, взбитое в пену молоко. Через несколько секунд тоненькая струйка темного кофе пробивает воздушную шапку.

Вау! Почти магия.

– Кислый, мы будем в кабинете. Начнется запара, позовёшь.

– Не волнуйся. Сегодня же воскресенье, народ попрет после десяти.

– Хорошо. К этому времени я, наверное, уже приведу нашего горе-дегустатора в чувство.

– Ты что, ещё и повар? – удивленно смотрю на цезарь с лососем, сэндвичи и крем суп, которые по внешнему виду тянут на уровень ресторана.

– Я самурай, малышка. Забыла? – Никита садится на край стола и подвигает поднос ближе ко мне. – Лопай.

– Я серьезно, Никит, – впиваюсь пальцами в кожаные подлокотники. – Ты так и будешь увиливать от вопросов, которые касаются твоей жизни?

– А ты так и будешь просто смотреть на еду?

Р-р-р! Он невозможен. Вот как с ним разговаривать?

Беру в руки ложку и пробую суп. Мягкий сливочный вкус грибов обволакивает язык. От удовольствия хочется взвыть, но я держусь.

– Управляющий должен уметь все и знать каждый процесс в заведении изнутри. Я не работал поваром, но на кухне стоял не раз.

– Тебе нравится все это, да?

– Что? Общепит? Типа того. Я это просто умею.

– Видно, что ты кайфуешь от работы.

– Да. Так и есть. Здесь всегда движуха, всегда весело.

– Твоё веселье иногда переходит все границы. Ты в курсе? – болтаю ложкой в тарелке, избегая прямого взгляда.

– А кто определяет эти границы?

– Ну-у-у… Думаю, общество.

– И где же шляется это хваленое общество, когда за закрытыми дверьми люди шлют нахер границы, законы и правила? Аня, в этом мире ты никому не нужен. Если не можешь защититься сам, никакие границы, круги из соли и тем более другие люди не помогут, потому что всем насрать…

Все правда. Слишком хорошо понимаю, о чем говорит Никита. И это не похоже на рассуждения, скорее выводы.

Что же с ним случилось? Откуда шрам на лбу и невероятно тяжелый взгляд? Что озлобило Никиту? Кто? Может ли он быть другим? И ещё сотня вопросов, на которые хочу знать ответы. Но тогда и мне придется открыться ему, а я к этому не готова. И не уверена, что когда-нибудь буду.

Никита берет с подноса салфетку и тянет руку к моему лицу. Спокойно принимаю его почти заботливый жест, позволяя вытереть щеку.

– Нюша, – усмехается Никита.

Его глаза сейчас кажутся золотисто-карими, словно где-то во тьме появилось огромное яркое солнце. Это длится всего долю секунды. Свет угасает. Может, просто почудилось? Тьма играет со мной. Все этот чертов «Мираж»!

– Все очень вкусно. Спасибо.

Возвращаю пустую тарелку на поднос. Глаза слипаются. Откидываюсь на спинку кресла и прикрываю ладошкой рот, сдерживая зевок.

– Пожалуйста, – отвечает Никита. – Устала?

– Немного. Тяжелые были дни.

– Из-за меня?

– В основном.

Смотрим друг другу в глаза. В его темных нет ни капли сожаления, а в моих… Боюсь представить, что именно он может прочесть в них.

Кто же ты такой, Никита? Кто ты и почему так действуешь на меня? На людей?

– Почему Клим? – спрашиваю я, вспоминая о его прозвище.

– Личные вопросы? – ухмыляется Никита.

Он сейчас кажется удивительно расслабленным и умиротворенным. Самое время попробовать наладить контакт.

– Почему нет? Мы же пытаемся общаться, а для этого неплохо бы разговаривать. Ну… – показываю пальцами говорящую собачку. – Бла-бла-бла. Понимаешь?

Никита качает головой, намекая на то, что я идиотка:

– Потому что Клименко. Ещё со школы прицепилось. А ты? У тебя есть погремуха?

– Ты точно не сидел? Что за базар, Клим? По фене ботаешь?