меня, умоляю, ведь я так…

Она замолчала, и только взгляд её шепнул иступлено и горько то, что не дерзнули молвить уста: «Так люблю тебя!»

– Я больше никогда не ослушаюсь тебя, Великий князь. Я больше не подведу тебя, мой повелитель! – Добавила уже спокойнее: – Прости меня!

Тишина вновь стала почти ощутимой, плотной, как туман.

– Хорошо, – спокойно сказал Эктавиан, – тогда продолжайте свой путь, несите свой дозор! Надеюсь, мне больше не придётся оставлять свой отряд, чтобы разнимать вас, словно ярмарочных петухов.

Великий князь пошёл прочь, а Литей оторопело глядел ему вслед.

Он с трудом сдержался, чтобы не закричать во всё горло: «Во имя Звёзд и Творца, сжальтесь надо мной, Владыка, не оставляйте меня больше наедине с этой гадюкой!»

Но это было бы трусостью, а ведь он – взрослый мужчина, он – воин, и, похоже, сегодня как раз прошёл первое боевое крещение. Да, Литей был воином, и ему не следовало бояться какой-то там женщины, даже если она – Соколица Запада.

Эктавиан скрылся с глаз, а на поляне по-прежнему не было никакого движения.

Наконец, Сальяда тряхнула головой, отбросила с лица чёрные как вороново крыло пряди, выдернула меч из земли, отёрла о штанину и возвратила в ножны.

Обернулась, избегая смотреть в глаза:

– Ну, чего встали? Пошли!

И побрела прочь лёгкой эльфийской походкой, расправив плечи и вновь подняв голову, только теперь уже не прячась, с каким-то легкомысленным безразличием.

Отряд амазонок последовал за ней, и Литей, несмотря на всё своё нежелание, тоже.

***

По лесу бродили уже около трёх часов. Солнце давно ярко сияло прямо над головой. Шли в полной тишине, пока не упёрлись в светлую ленту реки Серебряной.

Лигерэль остановилась:

– Сазарэль, поднимитесь с девчонками по течению реки, проверьте там всё! Чую, кто-то здесь есть. А мы посмотрим в холмах у Большой тропы на север.

«Этого ещё не хватало!» – возмутился про себя Литей.

– Лигерэль, может, лучше я с тобой, а мальчишка пусть идёт с Росанной и Ариникой? – возразила нерешительно Белокурая.

– Нет, он может ещё что-нибудь этакое выкинуть и подвести вас, а за себя я уверена. Если что – выкручусь, – отрезала Соколица, не глядя на парня. И добавила, уже собираясь уходить: – Да… в крестьян не стрелять!

–Ага, – кивнула Сазарэль, – поняли уже, не пеньки ведь…

[1] Берегись!

Холмы представляли собой нагромождение бурых гранитных скал, невысоких, но достаточно острых и опасных, если с них сорваться. Кристаллики слюды поблёскивали в лучах солнца.

Лигерэль прыгала с камня на камень, такая лёгкая, как пёрышко, и как всегда бесшумная. Литей был много тяжелее, и ему приходилось попыхтеть, карабкаясь вверх. Разумеется, он шумел.

Они уже поднялись выше. Здесь не было таких острых валунов. Шли вдоль обрыва, и мелкие камушки под ногами нередко с шорохом осыпались вниз.

– Слушай, ты! – Лигерэль внезапно обернулась, она повысила голос и стиснула зубы, чтобы не раскричаться громче. – Ты можешь не шуметь так, будто тут отряд конных рыцарей скачет? Если не умеешь ходить тихо, сидел бы внизу, а ещё лучше в своём шатре. Или в людской столице. От тебя одни неприятности!

Упрёк на счёт несоблюдения тишины был справедлив, но Литей больше не собирался молчать:

– Меня тоже твоё присутствие не радует, но я помалкиваю. Чего ты ко мне цепляешься? Сама в своих неприятностях виновата! Я на тебя с мечом не кидался.

– Да иди ты, умник! – в сердцах воскликнула Лигерэль. – Сегодня я тебя ещё до вечера дотерплю, но впредь, будь добр, держись от меня подальше и попроси Великого князя нас в один дозор не ставить! Тебя он послушает. Понял, ты, тупой, неуклюжий динэ?

– Сама проси, змея! – не остался в долгу Литей. – Стой, Лигерэль!..

Но она уже шагнула туда, куда шагать не следовало.

Сальяда, конечно, была ловкой и шустрой, и очень осторожной, но не теперь, когда её вновь обуял гнев.

Камни с грохотом посыпались вниз, Лигерэль беспомощно взмахнула руками, пытаясь сохранить равновесие, и, вскрикнув коротко, сорвалась вниз.

У Литея дыхание перехватило. Может, мысленно он и готов был порвать эту вредную эльфийку на сотню маленьких соколиц, но нет, всё-таки он не желал ей зла.

Дарген подбежал к краю, упал на живот, свесился вниз и увидел Лигерэль.

Кажется, ей повезло. Она была жива. По крайней мере, ещё можно было лететь и лететь, а пока она цеплялась, как паучок, за чуть заметный выступ на скале.

Изодранные в кровь пальцы норовили соскользнуть.

– Эй, держись, Соколица! А ещё лучше, взлетай! – крикнул Литей и сам удивился, что голос не подвёл, хотя руки дрожали от волнения. – Я сейчас что-нибудь придумаю…

Нужно что-то делать, причём срочно, ведь через миг она может сдаться, разжать онемевшие пальцы, и тогда уже никакая эльфийская магия не поможет и с камней не соскребёт.

Литей, напряжённый до предела, внимательно оглядел склон: если пройти чуть левее, потом перепрыгнуть через щель и вернуться вот сюда, немного назад, можно будет дотянуться до неё. Наверное…

Дарген действовал без промедления, не оставляя себе времени на раздумья и сомнения. Осторожно, чтобы и самому не сорваться, он прокрался по скале, опустился на одно колено, протянул руку…

И не достал. Ещё на длину ладони надо придвинуться, а дальше никак.

– Лигерэль, попробуй достать меня! – взмолился он. Потом хмыкнул невесело: – У тебя это обычно хорошо получается.

Она, цепляясь одной рукой за камень, потянулась другой, застонала от боли и бессильной ярости на саму себя:

– Не могу! Никак не могу!

– Ну, давай! Ты же сильная, ты ловкая… Чуть-чуть подтянись! Не лишай меня удовольствия поругаться с тобой ещё раз!

Лигерэль стиснула зубы, взвыла, напряглась так, что вены на руках вздулись, зашаркала ногами по скале и изловчилась-таки ухватиться за Литея. Теперь уже он выдернул её легко, почти без усилий. Обхватил крепко и, придерживая обессилевшую эльфийку, выволок наверх.

И только когда они отползли достаточно далеко от края, позволил себе сесть на землю и расслабиться.

Лигерэль стирала кровь с разбитых ладоней и пыталась изо всех сил изобразить, что ей было нисколько не страшно. А он вдруг рассмеялся весело, легко и беззлобно, глядя на неё.

Сальяда поднялась:

– Благодарю, конечно… Но, если ты думаешь, что я теперь перед тобой извиняться буду и прощения просить, то зря не надейся!

Она возвращалась к привычному