Она ему порядком надоела, быстро превратившись в старуху. Его раздражало в ней все: и дешевая косметика, которой она пользовалась без меры, и жалкие попытки выглядеть моложе, которые выражались в окраске волос в яркорыжий цвет и веселеньких брючных костюмчиках, под которыми женщина скрывала свои изуродованные варикозом ноги.

В общем-то, проблемы эти были решаемы. И решить их могла совсем небольшая часть от общей стоимости медальона, о ценности которого ему рассказали иностранные граждане по фамилии Рувье и Шнейдер.

А столь ценная вещица, по их же словам, была у Суворина.

И хотя Отоева ждал очередной отчет о профилактике преступности, который внезапно потребовал начальник Управления, он все никак не мог заняться им. Слишком уж забита была голова этим закрытым делом. К тому же Игорь Валерьянович был упрямым человеком и от поставленных целей никогда не отступал.

Правда, в последнее время к Отоеву у начальства не было претензий и работа его шла в обычном режиме, но капитан знал, что провинился. Дело было не в плохой раскрываемости преступлений, а в нескольких терактах, предотвращением которых занималась не только Лубянка, но и ГУБОП.

Было и еще кое-что, что заставляло Отоева напрягаться. Две недели назад «Московский комсомолец» опубликовал статью о том, что ГУБОП «прикрывал» общежитие нелегальных иммигрантов из Юго-Восточной Азии, в котором находились перевалочные базы с контрабандным ширпотребом и цехами по производству контрафакта. Этот контрафакт приносил Отоеву верный доход вот уже года полтора. И когда СМИ развязали кампанию, он испугался.

Но все это нужно было доказать. А точной информации, как чувствовал капитан, у корреспондентов не было. Пока не было.

В общем, Отоеву было чем заняться. Однако, откинувшись в кресле, он вертел в пальцах ручку, не в силах отвязаться от мысли о золотом медальоне с изумрудами. По словам Шнейдера и Рувье, вещица была размером с мужской кулак и стоила несколько миллионов евро.

К делу этому, теперь уже как к своему личному, капитан подключил несколько человек, предупредив, что Суворин – находящийся в розыске преступник, которого надо брать без суеты и лишнего шума. В случае успеха всем участникам обещалось солидное вознаграждение.

Так что пока все шло по плану. Ну, если не считать того, что к делу об убийстве студентов пытались придраться специалисты из следовательского комитета при прокуратуре РФ. Но с ними Отоев сумел договориться. Сложнее было с судебным экспертом из передвижной лаборатории, который наснимал огромное количество муляжных отливок со всех отпечатков в этом деле и построил свою собственную версию. Впрочем, и с ним вопрос был решен. Отоев умел не только допрашивать и писать отчеты, но и договариваться с людьми, когда это было нужно ему. Поэтому следы, оставленные ботинками Рувье возле склада, где были убиты студенты, в деле не фигурировали. Точно так же и пистолет Дмитриева, из которого тот пристрелил своего дядьку, бесследно исчез вместе с расстрелянными гильзами.

Капитан наконец оторвался от своих мыслей, склонился над столом и, еще раз пролистав дело, бегло просмотрел материалы. Он остался доволен работой. На его круглом лице сияла самодовольная улыбка.

Маленькие, тонкие, не соответствующие его громадной фигуре пальцы весело выстукивали какой-то марш на краю стола, и капитан в этот момент напоминал жабу, оцепеневшую в ожидании брачных игр.

Мечты! Особенно предвкушение их исполнения… Кого только не превращало оно в идиотов! Политики, продавцы, писатели, сутенеры и даже президенты не раз попадались на эту удочку. Такое ощущение накатило и на капитана следственного отдела УБОПа Игоря Валерьяновича Отоева. И он застыл, боясь спугнуть это чувство, наслаждаясь им и просто радуясь жизни.

В это время зазвонил служебный телефон.

– Алло, – произнес Отоев, и на лице его появилось недовольное выражение.

– Я просил этот вопрос по служебному телефону не обсуждать! – рявкнул он, сложив пухлые губы запятой.

Затем некоторое время внимательно слушал, пока не пришел в бешенство.

– Как это первый набросился?! – заорал он. – Сразу один на троих?! Да ты думаешь, что несешь?! Вы что, нажрались там все? Уволю на хрен! – капитан в сердцах громыхнул трубкой об аппарат и пробормотал: – Вот твари ползучие! Ну ничего доверить нельзя! А я им еще шашлыки! Дулю вам! – пригрозил он кому-то, приглаживая растрепавшиеся во время энергичных высказываний волосы.

Но гнев уже оставил его, и на лице появилось выражение глубокой задумчивости.

– Ничего. Как там говорят: человек – не иголка в стоге сена, – пробормотал он. – Ухватим.

Встав из-за стола, Отоев почувствовал, что в горле пересохло. Это навело его на мысль, что перед ужином неплохо бы выпить. Он подошел к сейфу, открыл его и, вынув оттуда бутылку водки, налил себе полный стакан.

– Один на троих, – пробормотал он, опорожнив стакан.

В его глазах вспыхнули искры ярости. И тут он снова задумался. Так сосредоточенно Отоев не думал с тех самых пор, как его вместе с любовницей прямо в машине застукал ее муж.

Он вспомнил, как тот схватил его, выволок из машины и прижал к ней. Отоев поморщился, почти реально ощутив эту железную хватку и представив себя со спущенными штанами и прижатого к машине. Тяжело задышав, он обхватил свою шею двумя руками и сдавил ее так сильно, что ему действительно стало тяжело дышать. Потом он вспомнил лепет любовницы, объяснявшей мужу, что это не то, что тот думает, что ее вынуждали, угрожая в противном случае убить его, ее любимого мужа.

– Сука, – произнес капитан, продолжая «просматривать кадры» из недалекого прошлого.

«Да-да, – подумал он, – после того, как эта тварь что-то проверещала про насилие, муженек отпустил мою шею, но схватил за руки и сжал их». Отоев снова реально ощутил железную хватку. Дрожавшими руками закатал рукава рубашки и обнаружил на тыльной стороне повыше локтей желтеющие кровоподтеки. Это были следы пальцев мужа любовницы.

– Один на троих! – повторил Отоев переданную информацию, выплескивая всю скопившуюся обиду на образ Суворина. – Супермен хренов! Один на троих! Может быть, этот тип ненормальный? Может быть, он опасен как бешеная собака?

С минуту капитан стоял посреди кабинета, уставившись на кровоподтеки на своих руках. В голове у него звучал недовольный голос: «Слишком много людей впуталось в это дело. Это неправильно».

Отоев, привыкший профессионально запоминать лица людей, представил Суворина.