– Час от часу не легче! – мельком глянув на вошедшего капитана, женщина закатила глаза.

– Так вы живы! – как ни в чём не бывало, продолжал капитан. – Вот уж некоторые удивятся! – он выделил слово «некоторые». – Я так и знал, я чувствовал…

– Закрой уже рот, лысый придурок! – сквозь зубы проговорила женщина.

– Ой, надо же, меня помнят? Так, может, скучали? – вновь улыбнулся Бута, нисколько не смутившись. – Дарган, это Бали, бывшая хозяйка торгового предприятия «Фроксия – Серенид»! – отчитался Бута вошедшему следом Даргану.

«Так Бали – женщина? Женщина-купец. Я слышала, что Фроксия страна, где женщины наравне с мужчинами, но раньше с этим не сталкивалась».

– Что?! – прервал мои рассуждения возглас Бали.

– А! – отмахнулся Бута. – Это мой юнга, нездешний, безработный, к тому же влюблённый, так что…

– Что там с предприятием? – ледяным голосом проговорила Бали.

– С предприятием ничего, отлично работает, как фроксийские часы.

– Руководит кто?

– Официально руководит теперь Уолу.

– А с какой это стати? – взвизгнула Бали. – Меня уже признали официально мёртвой? Три дня только поиски должны были продолжаться!

– Продолжались, – хмыкнул Бута, – уже прошло пять. Дело не в твоей смерти, нарушительница закона!

Бали вздрогнула:

– Что, прости?

– Твоя судимость.

– Причём здесь это? К смерти Брадана я не имею никакого отношения, меня оправдали ещё до отплытия! И как ты можешь…

– Ой, вот только не надо! Все уже знают, на чём ты деньги делала. Брадан много успел накопать прежде, чем его… убрали с дороги. Наркобаронша!

– Что ты сейчас вякнул?

Дарган снял с плеч мешок и, усевшись, стал выгружать его содержимое: сухари, солонину, фляги с водой и зельями. При этом он не сводил глаз с говоривших.

– Ты – наркобаронша, – повторил Бута. – Все знают, зачем твои корабли на остров Сироп заворачивали. И ведь из Фроксии это совсем не по пути!

– Ну и что, – сказала Бали. – Мы ракушки оттуда привозили.

Но Бута её не слушал:

– Водоросль прейа! Ну конечно, из-за неё однажды чуть империя не рухнула. Благо, Бернард Двадцать Четвёртый спохватился.

– Какая водоросль, что ты несёшь? – вздохнула Бали.

– Ну хорош прикидываться! Все уже знают, как ты товар не тому сбагрила, и Брадан на тебя вышел, потом вы с ним разобрались, а тебе пришлось сбежать!

– Сбежать? Ну уж это вздор! Враньё и провокация! По какому праву, Бута, ты мне тут предъявляешь обвинения?

Бали села, где стояла, поджала колени, глаза её забегали.

– Значит, я? Я торговец прейей? – тихо проговорила она, с её губ сорвался пугающий нервный смешок. – Хорошо… Как хорошо!

– Причём дело передали представительству Фроксии…

– Больше ни слова! – повысила голос наркобаронша.

– Подождите. – наконец, осенило меня. – Не та ли это водоросль, что раньше привозили из Таприкана?

– Она самая. Опять, – задумчиво сказал Дарган и протянул мне кусок солонины, а заодно и исцеляющее зелье.

– Присоединяйся, – кивнул Бута и придвинул Бали часть нашего ужина. – Всё же, не чужие.

– Так, стало быть, прейа и на островах теперь появилась? – сощурился Дарган, взгляд его переходил с Буты на Бали. – Раньше только у берегов Таприкана её находили.

– О, только ещё одного умника мне и не хватает! – прошипела Бали, спина её выгнулась, как у пантеры перед прыжком. – Тебе какое дело, берник? Ты советник короля или, может, из Армады? Сиди и не вмешивайся!

– Что ты на него кидаешься? Он аристократ между прочим! – заступился Бута с набитым ртом.

– Аристократ! – буркнула Бали. – Тем более! Первые, кто прейей интересуется! Ещё и "звёздочку" из неё делают!

– А что за "звёздочка"? – спросила я.

Мне вспомнился побег из тюрьмы, тогда Гердан тоже говорил о какой-то "звёздочке".

– Разве это не снотворное? Её из прейи делают? – спросила я.

– Да. Но смотря, с чем смешать, – пояснил Дарган. – И в какой пропорции.

– Ха, ну вот! Я же говорю! – хмыкнула Бали. – Кстати, мужчины, закурить не найдётся? Моя трубка сгинула в океане, уже который день не затягивалась.

Мужчины переглянулись и пожали плечами, никто из них не курил.

– Вот чёрт! – вздохнула Бали. – Не хотела я затягиваться тем, что местные предложили, а, по-видимому, придётся!

– На острове есть жители? – спросила я.

Бали кивнула:

– По крайней мере, одна семейка к востоку отсюда.

– Никого здесь быть не может, – проворчал Бута. – Здесь жрать нечего!

– А тебе лишь бы пожрать! Хочешь сказать, я вру? Говорю, есть! Жуткие твари.

– И что же такого сделали эти жуткие твари? – спросил Дарган.

– Они проводят свои обряды – этого мало? Издают такой противный вой, что аж кости ломит!

«О! Это было похоже на правду».

– В какой цвет кожу красят? – спросила я.

– Розовые полоски на лбу и руках, – дёрнула плечами Бали.

– А, эти неопасны.

Фроксианка посмотрела исподлобья:

– Да мне плевать! Мне от них не по себе, воротит меня!

– Это, наверное, ломка от "звёздочки", – хмыкнул Дарган.

Бали потянулась и достала из-под камня трубочкой скрученные листья.

Прикурив прямо от костра, она закашлялась, буркнула что-то по-фроксийски и откинулась, опершись о стену пещеры. Больше она не разговаривала и совсем не ела, только сидела, с отрешённым взглядом, какой, наверное, бывает у людей, когда им сообщают о смертельной болезни. Когда она не затягивалась и не выпускала дым, губы её были сжаты, будто сдерживали крик.

Я сидела, наблюдая, как пляшут в костре языки пламени. В пещере было тепло, а ветер, завывающий у входа, убаюкивал, а может сказался побочный эффект исцеляющего зелья, но я не заметила, как задремала.

Не знаю сколько прошло времени, я проснулась, ругая себя за непозволительную слабость: в пещере незнакомка, на острове непонятные дикари – не время расслабляться.

Бали спала сидя, у костра лежал Дарган, а Бута сидел у входа и изучал порванный рукав своей рубахи. Он поднял на меня глаза:

– Спи, я на часах пока, потом Даргана разбужу.

– А я?

– А девушкам надо спать, – улыбнулся он.

Я глянула на Даргана, Бута поймал мой взгляд:

– Дай ты парню проявить себя! Что всё время вперёд вырываешься?

Стало смешно, но пришлось сдержаться, потому что бока отозвались болью. И это после зелья. Что бы было со мной без «Уворота»?

Я устроилась поудобнее и прикрыла глаза. Проснулась неожиданно, Бог знает от чего. Гредвар рассказывал о каком-то шестом чувстве, что есть у каждого героя.

Якобы, это оно спасает их, когда они, обессилив, проваливаются в сон.

«Иначе, – говорил колдун, – герои бы давно перестали существовать!»

Я уже не раз убеждалась, что Гредвар просто так говорить не станет. Даже если слова его звучат абсурдно, даже если он бормочет их, отвернувшись к стене – рано или поздно их припомнишь.

Я осмотрелась. "Часовой", Бута, посапывал у входа, уронив голову