— В Уайтчепеле.

— И ты готова съездить, чтоб посмотреть, там ли она еще? —Это был почти вызов!

Элизабет медлила. А если их там уже нет? Впрочем, кроменеоправдавшихся надежд, она ничего не теряет.

— Да, я готова, — твердо ответила она.

— Тогда мы нанесем им визит до того, как отправимся вСолтмарш.

Через десять минут они покинули Кентль-коттедж и направилисьна восток, врезаясь в уличное движение Лондона. День был холодным и ясным.Резкий ветер трепал вывески и навесы и гонял по небу похожие на дымовые сигналырваные облака.

Только когда они подъезжали к Уайтчепелу, Куинн прервалмолчание:

— Ты знаешь адрес?

— Я не помню названия улицы, — призналась Элизабет, — но этоза углом Рокуэлл-роуд. На углу стоял большой старинный трактир, выкрашенный всиний цвет.

Доехав до середины Рокуэлл-роуд, Куинн вдруг сказал:

— Похоже, это здесь. Крентон-стрит.

— Да, она. — Элизабет оживилась. — Теперь вспомнила. Тамтупик, и контора в самом конце.

Они проехали вдоль всей улицы, однако там, где она надеяласьувидеть напоминавшие бюро ритуальных услуг окна, которые она запомнила пять летназад, стоял ярко раскрашенный мини-маркет. Итак, они остаются ни с чем...

— Похоже, это там. — Странно глухой голос Куинна прервал еемрачные мысли. Она проследила за его взглядом и поняла, что смотрела не на тусторону улицы.

Он остановил машину у кромки тротуара и помог Элизабетвыйти. Черная с позолотой надпись на стекле гласила: «Фиркин и Джонс.Адвокаты». Надпись слегка шелушилась, и вся контора производила впечатлениенекогда процветавшего респектабельного заведения.

Аккуратно одетая женщина средних лет подняла голову из-записьменного стола:

— Доброе утро. Чем могу вам помочь?

Элизабет от волнения не сразу овладела голосом:

— Мы с мужем надеялись кое-что выяснить относительнонебольшого наследства, которое я получила около пяти лет тому назад. Его сдалисюда на хранение до моего двадцать первого дня рождения мистер и миссисКристофер Меррилл, мои приемные родители, действовавшие в интересах моейнастоящей матери.

— Как вас в то время звали?

— Джозиан Элизабет Меррилл. Я приходила по вашему объявлению.

— Вы не могли бы сказать, кто из партнеров занимался делом?

— Мистер Джонс.

— Узнаю, есть ли у него время. Не желаете ли покаприсесть?..

Элизабет села, а Куинн остался стоять, небрежно засунув рукив карманы куртки и прислонившись широкими плечами к стене. Небрежная поза немогла скрыть его напряжения.

Секретарь, побыв в святая святых, вернулась через несколькоминут.

— Мистер Джонс примет вас. Пожалуйста, пройдите сюда.

Они прошли за ней в душный, жарко натопленный кабинет.Маленький, невзрачный человечек с черепообразной головой, хитрыми голубымиглазками и неправдоподобно черными волосами встал им навстречу.

Он. Она узнала его. Сердце у Элизабет забилось.

— Прошу садиться. — Человечек указал им на пару обитыхкрасной кожей стульев, когда-то шикарных, но теперь сильно потертых. — Итак,чем могу быть полезен?

Элизабет повторила то, что уже сказала секретарю.

Адвокат открыл лежавшую на столе папку, посмотрел в нее испросил:

— Ваш день рождения — семнадцатое сентября, а имя вашейнастоящей матери — Элизабет Смит?

— Верно, — оживилась она.

— Что именно вы желаете узнать?

Она не успела ответить — Куинн поторопился задать вопрос:

— Вы не могли бы сказать, какова была форма наследства?

— В описи числится пара старинных серег. — Мистер Джонсподнял на них глаза. — Но если память мне не изменяет, они были чрезвычайнооригинальны. Работа мастера семнадцатого века. Я всегда интересовался этим.Превосходный экземпляр.

Куинн вытащил из кармана кошелек, вытряхнул на ладонь серьгии показал их адвокату:

— Что-нибудь в этом роде?

Острые голубые глазки впились в серебристые завитушки.

— Точно такие.

— Спасибо. — Куинн положил серьги обратно в кошелек и встал.— Не станем более отнимать у вас время.

Взяв Элизабет под руку, он поднял ее со стула. На пороге онаобернулась, чтобы тоже поблагодарить. В машине Куинн повернулся к ней:

— Кажется, я должен извиниться.

Она качнула головой:

— Не нужно мне извинений. Я просто рада, что ты теперьзнаешь правду.

Куинн, однако, явно не выражал восторга. Лицо у него былонеподвижным и серьезным, как будто правда оказалась для него весьма неприятнымсюрпризом.

Ежась и недоумевая, Элизабет погрузилась в свои мысли.

Первая половина пути прошла в тяжелом молчании. Куиннстарался вообще не смотреть на нее.

Ближе к вечеру они остановились в деревенском пабе, чтобыперекусить, но оба не могли есть.

Вторая половина путешествия оказалась еще хуже. Лицо Куиннамрачнело, и Элизабет совсем пала духом.

На побережье был отлив, и они быстро миновали косу, так чтоЭлизабет даже не вспомнила о своей первой неудачной переправе.

В доме Куинн, одержимый какими-то своими мыслями, направилсяпрямо в кабинет.

Элизабет повесила пальто и пошла за ним.

В кабинете Куинн вытаскивал из сейфа какие-то вещи истопками складывал на столе. У него было странно неподвижное лицо и какая-тообреченность в движениях — как будто он был уже готов к неминуемой беде.

Было холодно. Элизабет удивилась, почему так заботившийся оее комфорте Куинн не нашел времени развести огонь.

Уже не сомневаясь, что случилось что-то ужасное, онаразгребла золу, набросала в камин хвороста и разожгла огонь. Когда пламяохватило сухие ветки, она подкинула поленьев и, съежившись, села у огня,устремив взгляд на Куинна.

Он почти опустошил сейф, когда наконец добрался до продолговатогофутляра. Нажав ногтем на замочек, он поднял крышку.

Ей показалось, что он простоял целую вечность, неподвижноуставившись на футляр. Потом подошел и протянул его ей.

На черном бархате лежала серебряная с перламутром брошь,искусно изогнутая в виде русалки, — прекрасное старинное украшение.

У Элизабет перехватило дух. Она безмолвно подняла глаза наКуинна.

Он вынул из кошелька серьги, положил их рядом с брошью истранным, каким-то бесцветным голосом произнес: