Увидев, что он не собирается заходить, Элизабет спросила:

— Может, сперва перекусишь? Ты ведь не обедал.

Он покачал головой:

— Я лучше поеду.

— Когда вернешься? Я приготовлю ужин.

— Трудно сказать. Не утруждай себя готовкой.

— Мне не трудно, — тут же ответила она.

Он снова покачал головой:

— Перехвачу что-нибудь по дороге. Если будет поздно,переночую в отеле, чтобы не беспокоить тебя.

— В чем дело, Куинн? — Она вдруг чего-то испугалась.

— А как по-твоему? — язвительно спросил он. Она пожалаплечами.

Он что, все еще думает, что она сбежит? Во всяком случае, онтолько и делает, что дает ей такую возможность.

Она протянула ключ:

— Если задержишься, откроешь сам, так что меня непобеспокоишь. Хотя я хочу дождаться тебя.

Куинн с кривой усмешкой сунул ключ в карман и повернулся кмашине.

— Ты ничего не забыл?

Он оглянулся и вопросительно взглянул на нее.

Элизабет выпятила губки и приподняла лицо для поцелуя. Елесдерживая улыбку, он чмокнул ее.

Она смотрела, как он разворачивается, и, когда машина сновапроехала мимо, послала воздушный поцелуй. Куинн иронически отдал честь.

Элизабет вошла в дом и закрыла за собой дверь. Она решилабыть рядом с ним, но до истинного мира между ними еще далеко. Она понятия неимеет, что у него на уме, а он нисколько не доверяет ей.

Решив занять себя до ужина, она принялась за уборку, и кполовине восьмого в доме был порядок, стол накрыт, его украшали салфетки изолоченые свечи, в холодильнике охлаждалось белое вино, готовая закуска ждалана кухне, курица с овощами подходила в духовке.

Элизабет приняла душ, покропила себя любимыми духами и дошелковистого блеска расчесала волосы.

Надев платье из красного атласа, которое ей подарила наРождество миссис Хендерсон, она приглушила свет и села ждать у камина.

В половине девятого она выключила духовку — неизвестно,когда Куинн вернется. Может, не вернется вовсе. Он сказал, дела... Какие этодела заставляют его ночевать где-то?

Ужинать одной было немыслимо, и она уже собраласьприготовить себе сэндвич, когда за окном раздался шум подъехавшей машины ихлопнула дверца.

Элизабет затаила дыхание. В замке повернулся ключ, и вошелКуинн с букетом тепличных роз.

Она бросилась ему навстречу, подняла лицо, и он поцеловалее. Тогда она обвила руками его шею и вернула поцелуй, соблазнительно выпятивгубы. Куинн выронил свою ношу и почти со стоном обхватил ее.

— Ах ты, ведьма! — Он гладил прикрытые атласом изгибы еетела, голос у него дрожал от страсти и смеха.

— Надеюсь, ты не ел? — Она старалась не забывать о насущном.— Ужин готов.

Скользнув губами вдоль ее шеи и остановившись на шелковистойкоже плеча, он пробормотал:

— Кто-то еще хочет есть?

— Я, — уверенно ответила она. — Я очень стараласьприготовить вкусно.

Куинн нехотя опустил руки, отдал Элизабет цветы и взялся засвой кейс.

— Дай мне несколько минут, я только приму душ и переоденусь.

Он довольно скоро вернулся, чисто выбритый, с влажными последуша волосами, в шелковой рубашке с расстегнутым воротом и спортивных брюках.Иронически оглядел свечи, композицию из красных роз и фужеры.

— Ну просто медовый месяц.

Элизабет поставила на стол закуску из копченой лососины свареными раками, а Куинн открыл шабли и разлил.

Подняв бокал, она сказала:

— Пьем за нас.

Огонь свечей дрогнул у него в глазах, смотревших на нееповерх бокала.

— За нас, — повторил он, но лицо его осталось непроницаемым.

Элизабет почувствовала тревогу — за несколько минут егоотсутствия близость исчезла и вновь вернулась скованность. Элизабет изо всехсил старалась придумать интересную тему для беседы, но в голове было пусто.Наконец, твердо решив прервать молчание, она заметила:

— После восьми я стала думать, где ты запропастился.

— Я же предупредил, что могу задержаться, — ровно ответилон.

— Ты предупредил, что вообще можешь не появиться, — несдержав раздражения, упрекнула она. — Правда, я так и не поняла, что за делатакие в наш... — Она запнулась.

— В наш медовый месяц? — с иронией закончил он.

Она порозовела.

— Ты первый заговорил об этом.

— Это было до того, как ты снова сбежала.

Он до сих пор обижается.

— Но теперь я здесь, и тебе нелегко будет от меняизбавиться, — твердо сказала Элизабет.

— Ты выражаешься совсем как настоящая жена. Вспыхнув, онаогрызнулась:

— Я и есть жена.

— Пусть даже временная?

— Ты сам предложил оставаться вместе, пока жар не утихнет.

— А ты предпочла бы пожизненные узы? Что-то не верится.

Элизабет закусила губу, на глаза навернулись слезы.

— Мне бы не хотелось ссориться, — хрипло проговорила она.

На его лице появилось виноватое выражение.

— Прости. Ты так старалась превратить этот вечер в праздник,а я обращаюсь с тобой как последняя свинья. — Потянувшись через стол, он взялее за руку и поцеловал в ладонь. — Простила?

Стараясь не моргать, она выдавила из себя дрожащую улыбку.

— Мне нечего прощать.

— Как ты великодушна. Боюсь, ты станешь менее милосердной,если я расскажу тебе, куда ездил.

— И куда же? — с любопытством спросила она.

Он снова налил вина.

— В твой бывший колледж, повидаться с Питером Керрадайном.

— Это твое право. Надеюсь, ты его застал?

— Да. Он теперь возглавляет историческое отделение. Яспросил его, помнит ли он, что его бывшая студентка поступила на работу к отцу.Он сказал: «Да, Джо Меррилл. Отлично помню». Только ваши рассказы не совсемсовпадают.

— Но они должны совпасть! — вскрикнула она. — Этого не можетбыть.

— Может. Генри действительно обращался к нему, когда искал секретаря-историка,но Керрадайн не называл ему твоего имени.

У Элизабет побелели губы.

— Но он мне сам так говорил.

— Да, говорил. Но на деле было несколько иначе.