не откладывая решения в долгий ящик, почти сразу же сделал предложение Марии. Та его с благодарностью приняла.

Как рассказал Ламсдорф, родственники были категорически против брака. Во-первых, с момента смерти первой жены прошло слишком мало времени. Во-вторых, репутация Тарновской была известна. Но граф был непреклонен.

Также Филиппов узнал, что после смерти Комаровского выяснился еще один интересный факт: он не только оставил Марии наследство, но и застраховал свою жизнь на ее имя!

Сыщик выехал в Вену, где, по сведениям полиции, в то время обитала Мария. Она жила в гостинице, с ней – преданная горничная, француженка. Гостиничная прислуга показала, что в отдельном номере живет некий господин Зейферт и Тарновская не просто близко с ним знакома – у них явно интимные отношения. Выяснилось, что во время убийства Зейферт выезжал из Вены в Италию, и с помощью итальянской полиции удалось выяснить, что он останавливался в том же отеле, что и Наумов. Также там проживало два австрийских частных детектива – как и Зейферт, они следили за Наумовым. В день убийства их всех видели около палаццо графа Комаровского.

Подозрительных сведений было достаточно, и Зейферта арестовали. Оказалось, что он вовсе не Зейферт, а бывший московский адвокат Донат Прилуков.

За год с лишним путешествий по Северной Африке и Европе деньги у Прилукова кончились, и Мария начала терять к нему интерес. Нужно было непрерывно доказывать ей свою преданность и удовлетворять ее аппетиты. Весной 1907 года они случайно повстречали давних знакомых Тарновской, чету Комаровских, и Мария сделала графа своим любовником.

Донат Прилуков, пользуясь своими юридическими познаниями и умом, начал разрабатывать план убийства графа, чтобы его близость с Марией оказалась полезной. Чтобы наложить лапу на немалые капиталы Комаровского, необходимо было сначала избавиться от его больной жены. Тарновская в то время изображала подругу семьи: ночью – постельная утеха мужа, а днем – примерная подруга и сиделка графини Эмилии. Мария даже делала ей уколы – она это умела, поскольку вводила себе морфий. К сожалению, лечение не помогло, и вскоре после знакомства Эмилия умерла. Граф строго запретил вскрытие, причина смерти названа не была, но, в принципе, этим никто и не интересовался – было известно, что графиня больна.

Свободный граф, полностью отдавшись новой любви, застраховал на имя Марии свою жизнь и с нетерпением ждал свадьбы. Но для этого требовалось развести Тарновскую с Васей, и Комаровский активно работал в этом направлении.

Тем временем у Прилукова было уже несколько планов убийства графа. Сначала он намеревался отравить соперника и изучал яды, потом собирался пустить в ход отравленный кинжал. Прилуков, грамотный юрист, понимал, как совершить преступление, не оставляя следов. При этом он, конечно, знал, что его возлюбленная спит с другим, и принимал это: у него не было денег, чтобы вернуть Марию, поэтому ему требовалось доказать свою преданность и необходимость. Возлюбленная теперь лишь иногда одаряла его вниманием, чтобы не ослаблять поводок.

В конце концов именно Тарновская предложила новый вариант убийства. О том, что Прилуков с нею близок, знали все, и для конспирации нужно было привлечь стороннего человека. Она взяла записную книжку с адресами своих любовников и остановилась еще на одном представителе высшего света – богатом красавце Николае Наумове, сыне пермского губернатора. Николаю было 27 лет, он окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета. Служил чиновником по особым поручениям при орловском губернаторе. В свое время Мария соблазнила и его, причем он имел страсть подчиняться: просил любовницу стегать его плетью и кататься на нем верхом. Тарновская тушила сигареты о его руку и заставила сделать татуировку с ее инициалами. Такой человек, конечно, выполнил бы все, что ему скажет Мария, и она послала ему телеграмму из Вены с одним-единственным словом: «Дорогой». Наумов тут же приехал в Австрию. Мария вознаградила его за послушание: стегала плеткой, каталась верхом – в общем, подарила Наумову немного так необходимых ему радостей. Потом – поделилась горестями: дескать, граф Комаровский, поначалу так хорошо к ней относившийся, теперь оскорбляет и унижает ее. Прилуков послал Марии от имени графа телеграмму: «Я знаю все. Ваш Наумов – мерзавец. Сожалею о моих хороших чувствах к вам, так как вы – продажная женщина».

Наумов видел, как это расстроило любимую. Она плакала, а кто может устоять против слез женщины, в особенности если эта женщина – Мария Тарновская? Он был готов на все. Тарновская потребовала разделаться с обидчиком. Она благословила любовника, поцеловала, повесила ему на шею свой золотой крестик, а после того, как Наумов сделает свое дело, обещала свадьбу.

Страховать Наумова отправился Прилуков. Из Венеции он отправил третью телеграмму – от имени Наумова: «Вы оттолкнули меня ради Комаровского, но я знаю, где он находится. Я его ненавижу и помешаю браку».

В общем, в результате расследования Филиппова на скамье подсудимых Наумов оказался не один, а вместе с Прилуковым и Тарновской. И если первый суд, связанный с именем Марии, прогремел на всю Россию, то этот – на всю Европу. Следствие продолжалось полтора года, процесс по делу безумных русских страстей привлек репортеров со всего мира. Защитник Марии профессор Марселли говорил, что психика славянской души, движение которой загадочно и непонятно для жителей Западной Европы, требует особого подхода. Тарновская же перенесла тиф, ее кусала бешеная собака, она нюхала эфир и кокаин, у нее была ужасная наследственность: среди родственников – дегенераты, эпилептики, идиоты и маньяки. Ненормальная, невменяемая истеричка.

В России было опубликовано четыре книги о Тарновской. Известная писательница и журналистка Анни Виванти взяла у Марии серию интервью и написала на их основе роман под названием «Цирцея» – от имени самой Тарновской. Книгу тут же перевели на несколько языков. Мария в ней была представлена жертвой жестокого патриархального мира: в современной ей Европе женщины не имеют возможности получить хорошее образование и развиваться так, как им подсказывает природа. Вина за все разрушенные жизни лежит, очевидно, на мужчинах, а в первую очередь – на Васе Тарновском, который, воспользовавшись неопытностью юной Муры, совратил ее, привил страсть к сексуальным извращениям и наркотикам, а она, как подсказывало патриархальное воспитание, была во всем послушна мужу.

Однако Вася, избавившись от жены, в дальнейшем вел жизнь спокойную и достойную. Он оказался превосходным отцом, всерьез занялся пением, так что, похоже, в своих выводах Виванти была не совсем права.

Популярность Марии не ограничилась процессом и книгами. На площади Санта-Мария дель Джильо и сейчас есть бар под названием Tarnovska. Ей посвящено множество статей и воспоминаний. Д'Аннунцио, известный итальянский драматург и писатель, создал по этой истории пьесу, поставленную в нескольких театрах. Поэт, декадент Игорь Северянин посвятил роковой женщине такие строки:

По подвигам, по рыцарским сердцам,

Змея, голубка, кошечка, романтик, –

Она томилась с детства. В прейскуранте

Стереотипов нет ее мечтам

Названья и цены. К ее устам

Льнут ровные «заставки». Но – отстаньте! –

Вот как-то не сказалось. В бриллианте

Есть место электрическим огням.

О, внешний сверк на хрупости мизинца!

Ты не привлек властительного принца:

Поработитель медлил. И змея

В романтика и в кошечку с голубкой

Вонзала жало. Расцвела преступкой,

От электричных ядов, – не моя!.. –

Тарновская.

Это гарем или женский монастырь?

В 1911 году отставной генерал-майор Александр Жиркевич во время посещения тюрьмы в Вильне познакомился со старцем Зосимой. Тот сразу произвел на него впечатление: тихий, незлобивый, он жил в отдельной камере и разительно отличался от обычных узников. Дни и ночи Зосима проводил в молитве, истязал плоть, нося восьмикилограммовые вериги. Камера его, вся в иконах, больше походила на келью. Сложно было представить себе, за что мог быть осужден этот человек. Начальство тюрьмы относилось к нему с симпатией – собственно, именно поэтому Зосиме и разрешили жить в отдельной, а не общей камере.

Жиркевич долго пытался выяснить, за что же был осужден старец: Зосима поначалу не хотел ничего