— Ну что же, Алексей, — хмыкнул Санин, — из всего вышеуслышанного я могу сделать вывод, что вас вывели в тираж.

— Как?! – У Алексея от удивления отпала челюсть.

— Насколько я понимаю, — улыбнулся Санин, — у господина адмирала проблем сейчас больше чем достаточно. Установление границы — вопрос, конечно, важный, но, простите, далеко не в первом десятке по списку. Вы человек молодой, энергичный, смелый, кроме того, обладаете информацией, которая крайне нужна адмиралу. Собственно, эта осведомленность — единственное, что делает вас по-настоящему сильным в политическом раскладе. Как должен был поступить адмирал, имея такого партнера? С одной стороны, вас терять нельзя ни в коем случае. А значит, надо дать достаточно серьезный пост и показать блестящую перспективу на будущее. С другой стороны, вам нельзя давать реальных полномочий. Ведь тогда, со своими знаниями, вы можете сыграть свою игру в обход его персоны. Простите меня, Алексей, вы хоть и боевой офицер, и подполковничьи погоны носите, но вы еще юнец зеленый. Вам, кажется, двадцать два только что исполнилось. Извините, забыл поздравить. Ну так вот, если бы не война, вы бы еще только готовились к защите диплома в университете. Конечно, сейчас ваш опыт значительно шире, чем у обычного выпускника университета, даже начала двадцать первого века. Но в действительности, еще раз простите, все ваши особые таланты пока ограничиваются умением метко стрелять от бедра. Вы даже не в состоянии самостоятельно провести судно средних размеров через пролив, а уже планируете управлять государством. И в политике, и в экономике, и в управлении массами людей вы еще салага, милый мой. Это только большевики полагают, что сопливый шкет, руководствуясь революционным сознанием, способен управлять и банком, и полком, и заводом, а старый подпольщик равно годится и в командармы, и в министры финансов. Ваш адмирал — человек очень разумный и грамотный, да ко всему искушенный в различных интригах, судя по его указам и воззваниям, которые я уже восьмой день читаю. Ему такая блажь в голову не придет. Хотите, об заклад побьемся, что, как только возникнет необходимость по-настоящему строить границу, вам прикажут сдать дела какому-нибудь профессиональному пограничнику, присягнувшему Северороссии? Конечно, вы получите новый, еще более звучный пост. Возможно, это будет даже повышение. Но как бы высоко вас ни поставили, сохранится одна особенность. Вы никогда не будете ответственны за принятие сколь-либо серьезных решений. По простой причине — чем вы сильнее, тем опаснее для властей предержащих. Извините, не хотел огорчать, но кто-то должен был вам это сказать, чтобы уберечь от ошибок.

Алексей сидел, опустив голову. Выдержав минутную паузу, Санин продолжил:

— Ладно, Леша, не берите в голову. Я лишь хотел, чтобы вы осознали реальное положение вещей. Путь в политику вам вовсе не заказан. Просто надо понять, как работают ее механизмы, чтобы не оказаться ими перемолотым. Вы еще очень юны. Учитесь, познавайте мир. И бог вам в помощь. Кстати, я даже рад, что так получилось.

— Почему? — Алексей удивленно поднял глаза.

— Избитая истина, — хмыкнул Санин. — Революция всегда пожирает своих детей. Или отцов, называйте как хотите. Но мне бы очень не хотелось, чтобы пожрали вас.

— Почему? — в недоумении повторил вопрос Алексей.

— Здесь куча причин, — ухмыльнулся Санин. — Но главная, как мне кажется, в том, что революция — это прежде всего крушение старого. А значит, всегда вольница, вседозволенность, бардак, если хотите. Государство долго так жить не может. Но за революционное лихолетье формируется целый слой людей, привыкших жить именно таким образом. Не подчиняться никому и ничему, решать любые вопросы, руководствуясь так называемым «революционным сознанием», управлять финансами, министерствами и экономикой, размахивая маузером. Притом именно эти люди и оказываются на большинстве высших государственных постов. Старое-то они разрушают весьма эффективно, а вот построить новое никак не способны, И вот тогда либо народ, уставший от революционных встрясок, тихо убирает своих новых правителей, либо новый диктатор начинает аккуратно замещать пламенных революционеров, которые к тому же его считают равным среди многих, простыми бюрократами, для которых он — олицетворение священной власти. Ваш адмирал или будет вынужден стать обычным диктатором, или проиграет первые же свободные послевоенные выборы. Увы. А вам, людям, помогавшим ему во время переворота, особенно осторожными быть советую. Так или иначе, по вам ударят. И чем выше была ваша власть в годы потрясений, тем жестче будет удар.

— Как же это произойдет? — спросил Алексей.

— А это уж, господа, зависит от того, какое государство вы построите, — развел руками Санин. — Если нормальное, то вас тихо выведут в отставку. А если «чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй», то, простите, коли вовремя ноги не унесете, можете и головы лишиться.

Они помолчали. Потом, взглянув на часы, Алексей спохватился:

— Простите, Дмитрий Андреевич, мне пора. Решительно нет больше времени сидеть.

— В добрый час. — Санин поднялся. — Спросить только хотел. Судьба Павла вам неизвестна?

По тому, как задал этот вопрос Санин, Алексей понял, что судьба Павла волнует его более всего. Очевидно, профессор задал его только в конце беседы лишь потому, что пытался понять позицию Алексея и боялся навредить Павлу своим вопросом.

— Он в кронштадтской тюрьме, — сухо проговорил Алексей, — скоро его переведут в замок и будут допрашивать. Надеюсь, не так, как меня. А потом — суд, по законам Российской империи, за содеянное. В первых лицах он не ходил, так что смертная казнь ему, надеюсь, не грозит. Но лет десять–пятнадцать каторги, полагаю, светят.

— Ну, бог даст, свидимся еще, — протянул Санин руку для прощального рукопожатия. — Хотя, ребята, жаль, что у вас так все вышло.

* * *

Алексей, перепрыгивая через две ступеньки, взлетел по широкой лестнице Новгородской губернской управы, прошел в приемную и был встречен возгласом мичмана, вернее, уже лейтенанта Вайсберга:

— Здравия желаю, господин подполковник. Адмирал ждет вас.

Козырнув и пройдя через открывшиеся двери в приемный зал, Алексей увидел четырех человек, сидящих за совещательным столом. Одним из них был Оладьин, в полном адмиральском облачении, при всех орденах и регалиях; вторым — вице-адмирал Вайсберг, также одетый словно на парад. Напротив них сидели два армейских генерала в полевой форме.

Выйдя строевым шагом на середину зала, Алексей отдал честь и отрапортовал:

— Господин верховный главнокомандующий, командир пограничной стражи подполковник Татищев в сопровождении корпуса пограничной стражи по вашему приказанию прибыл.

Окончив доклад, он принял стойку «смирно», ожидая дальнейших распоряжений. На лицах сидящих людей читалось напряжение. Очевидно, перед приходом Алексея в комнате состоялся весьма тяжелый разговор.

— Садитесь, — буркнул адмирал, указывая на стул рядом с собой. Когда Алексей сел, Оладьин представил остальных: