– Я не хочу есть!

За дверью послышался голос отца:

– Дорогая, можно войти?

Поспешно спрятав телефон под подушку, Ада схватила с прикроватного столика книгу «Я – Малала».

– Конечно входи.

В комнату со свечой в руке вошел Костас:

– Ты читаешь замечательную книгу.

– Ага. Совершенно с тобой согласна.

– Найдется секундочка поговорить?

Ада кивнула.

Отец поставил свечу на прикроватный столик и присел рядом с дочерью:

– Кардула му[16], я знаю, что в последний год немного от тебя отдалился. Я очень много думал об этом. Прости, что не мог всегда быть рядом с тобой.

– Все нормально, папа. Я понимаю.

Костас посмотрел на дочь, в его глазах сквозила нежность.

– Мы можем обсудить то, что случилось в школе?

У Ады екнуло сердце.

– Мне нечего тебе сказать. Честное слово. Я просто стала кричать. Понятно? Ничего страшного. Я больше не буду.

– Но директор школы сказал…

– Папа, я тебя умоляю… Наш директор слегка с приветом.

– Мы можем поговорить о других вещах, – предпринял еще одну попытку Костас. – Я забыл спросить, как продвигается твой научный проект. Ты по-прежнему работаешь с тем мальчиком… как там его зовут? Зафар?

– Все верно, – резче, чем следовало, ответила Ада. – Мы закончили наш проект. И оба получили «отлично».

– Фантастика! Я тобой горжусь, дорогая.

– Послушай. Что касается моего крика, ты должен перестать волноваться. Я стрессанула. Только и всего. – Ада верила каждому своему слову, которое в данный момент произносила. – Если продолжишь муссировать эту тему, лучше точно не будет. Я сама разберусь. Я над этим работаю.

Костас снял очки, подышал на них и медленно, очень тщательно вытер краем рубашки, как он обычно делал, когда не знал, что сказать, и ему нужно было подумать.

Глядя на отца, Ада вдруг почувствовала внезапный прилив любви к нему. Господи, как же легко обманывать родителей или отгородиться от них стеной уловок! Если напрячь мозги и постараться получше спрятать концы в воду, какое-то время можно продержаться. Родители, особенно такие потерянные, как Костас, отчаянно хотят, чтобы все шло как по маслу. Они склонны верить, будто выстроенная ими система отлично работает, а потому, игнорируя все имеющиеся улики, считают нормальным то, что таковым отнюдь не является.

Не успела Ада об этом подумать, как на нее со всей неотвратимостью обрушилось чувство вины. Она не собиралась рассказывать отцу о видео, что было неловко, да и в любом случае он тут не помощник, но, возможно, ему не мешало бы знать, что у его дочери на душе.

– Папа, я как раз собиралась с тобой об этом поговорить… Я хочу перейти в другую школу.

– Что?! Ни в коем случае! Это категорически недопустимо посреди последнего учебного года перед получением аттестата о среднем образовании. Да и вообще, эта школа одна из лучших. Мы с твоей мамой были счастливы, когда ты туда поступила. – (Раздосадованная тем, как легко папа отмел в сторону все ее тревоги, Ада обиженно прикусила губу.) – Послушай, если ты переживаешь из-за оценок, почему бы нам с тобой не позаниматься вместе на каникулах? Буду счастлив тебе помочь.

– Я не нуждаюсь в твоей помощи.

Ада отвернулась; столь резкий тон был первым признаком того, что злость вот-вот выплеснется наружу.

– Послушай, Адица. – В свете свечи кожа Костаса казалась землистой, будто восковой. – Я знаю, что прошлый год был ужасно тяжелым для тебя. Знаю, что ты скучаешь по маме…

– Прекрати, пожалуйста!

Папино убитое лицо вызвало у Ады пульсирующую боль в груди. Девочка заметила его потерянный взгляд, но не сделала ничего, чтобы помочь. Она притихла, пытаясь понять, как такое вообще возможно: столь резкий переход от нежной любви к неприкрытому раздражению и враждебности.

– Папа?

– Да, родная?

– Почему бабочки летят к нам через Ла-Манш? Разве они не предпочитают более теплый климат?

Если Костаса и застал врасплох вопрос дочери, он не подал и виду.

– Да. Ученых очень долго это ставило в тупик. Кто-то считал это ошибкой природы, но бабочки так устроены, что просто не могут вести себя по-другому. Ученые даже называют такое явление генетической предрасположенностью к самоубийству.

Последнее слово повисло в застывшем воздухе. Отец и дочь предпочли сделать вид, что ничего не заметили.

– Твоя мама любила бабочек. – Голос Костаса поднялся и упал, точно успокоившаяся бурная вода. – Послушай, я, конечно, не специалист, однако вполне допускаю, что бабочки планируют миграцию в пределах продолжительности жизни не одного, а нескольких поколений.

– Меня твоя теория вполне устраивает. И, кроме того, она вроде как объясняет, что случилось с нами. Вы с мамой переехали в другую страну, но мы все еще мигрируем.

На лицо отца набежала тень.

– Зачем ты так говоришь? Ты никуда не уезжаешь. Ты родилась и выросла здесь. Тут твоя родина. Ты англичанка, хотя в тебе намешано много кровей, что является огромным благом.

Ада поцокала языком:

– Ну да, конечно, я буквально купаюсь в благах.

– Откуда такой сарказм? – спросил Костас с явной обидой в голосе. – Мы всегда считали тебя свободной личностью, а не просто нашим собственным продолжением. Ты сама построишь свое будущее, а я с радостью поддержу каждый твой шаг. С чего вдруг такая одержимость прошлым?

– Одержимость? Прошлое уже давит на меня тяжелым грузом.

– Вовсе нет! – отрезал Костас. – На тебя совершенно ничего не давит. Ты абсолютно свободна.

– Чушь собачья! – (Костас поперхнулся, ошеломленный подобной грубостью.) – Ты охотно допускаешь, что бабочки унаследовали пути миграции от предков, но, когда речь заходит о твоей семье, опровергаешь свою же теорию.

– Я просто хочу, чтобы ты была счастливой. – Костас проглотил ком в горле.

И они снова замолчали, мысленно вернувшись к той болезненной ситуации, которая касалась их обоих и которую каждый из них разрешал сам для себя.

Как-то раз я слышала, как Йоргос рассказал Юсуфу одну историю. Стояла поздняя ночь, посетители уже ушли, а персонал, убрав со столов, помыв посуду и наведя порядок на кухне, разошелся по домам. Там, где еще минуты назад звучали смех, музыка и стояла радостная суета, повисла тишина. Юсуф сидел на полу, спиной к окну, его тень распласталась по темному стеклу. Йоргос, с веточкой розмарина в зубах, лежал рядом с Юсуфом, положив голову ему на колени, и задумчиво глядел в потолок. Сегодня был день рождения Йоргоса.