старческого бормотания можно почерпнуть для себя любопытные факты. Например о том, что Вольные Земли не всегда были выгоревшей безжизненной степью. Что на них хватало лесов и зелени, Жарка не отвоевывала своими песчаными барханами все новые и новые земли, а на побережье выживал не только вездесущий пустырник. Всего три поколения назад, до того, как Зеркальный Котел принялся планомерно утюжить юг континента, даже кочевники были другими, больше напоминая обычных переселенцев со Старого Света, пытающихся обжится на богатейших бесхозных территориях. А потом грянули шторма, стерев с побережья Вольных Земель все, что хотя бы на десяток шагов возвышается над землей, и сделав весь южный Гардаш непригодным не то, что для жизни, но и для банальных исследований. Цепам сложно, а то и невозможно летать под боком у источника бурь такой силы, что даже камни, бывает, поднимаются смерчами на сотни шагов в небеса.

Жаль только, что никто из пожилых Котобоев не рассказывал о таких простых, но бесполезных для клана вещах, как выживание в лесу. Где найти воду, что сожрать и как не быть сожранным самому. И не какой-нибудь опасной тварью вроде фелинта или шатуна, а банальным мелким гнусом.

Хотя, первое время Брака эти вещи не волновали. Его вообще мало что волновало, когда он, спотыкаясь о коряги и поминутно проваливаясь в мох, слепо брел куда-то в чащу. Неважно куда, лишь бы подальше от проклятого цепа, шарговых мертвецов и Тордена, который остался один на залитом кровью и усыпанном пеплом пятачке возле трюма.

Несколько раз Брак порывался развернуться и вернуться, чтобы… Чтобы что? Сдохнуть от зубов мертвецов? Одно воспоминание об оскаленной безглазой харе Сорвата вызывало такой прилив ужаса, что приходилось вновь хлестать себя по щекам, чтобы заставить повиноваться внезапно ослабшие конечности. Что это вообще было, Брак не представлял. Какое-нибудь тайное умение Скорпионов? Но те выглядели не менее ошарашенными происходящим, причем настолько, что предпочли сбежать даже не пытаясь лезть в драку. И калека их прекрасно понимал – видеть, как друзья прямо на твоих глазах сперва умирают, а потом превращаются вот в это…

Торден вот не боялся. Настолько не боялся, что без раздумий полез в ближний бой с порождением ночных кошмаров, прикрыл собой Брака. За что и поплатился жизнью. А ведь мог просто жахнуть издалека, банка у него была заправлена. Уверовал в свои особые отношения со смертью, наплевав на собственные же правила?

Мысли раз за разом возвращались к событиям у "Вдовушки", как бы старательно Брак не пытался выкинуть их из головы. Все произошло настолько быстро, сумбурно и кроваво, настолько не походило на обычные описания сражений, рассказанные загонщиками у костра, что оторопь брала. Не то, чтобы парень чурался жестокости или не сталкивался с ней – всякое бывало, жизнь в клане вообще учит относиться к таким вещам проще. Но он был простым механиком, а наблюдать со стороны или разгребать последствия куда легче, чем оказываться непосредственным участником событий. Когда потрошишь трофейный трак, ты не задумываешься особо о том, кем был владелец и как именно он ухитрился потерять технику. Загонщики победили – иди ковыряй кузов на эйносы. А следы крови на водительском сиденье – ну что же, кому-то сегодня не повезло. Сам виноват, нечего было подставляться.

А здесь… Хруст сломанных пальцев, свисающие обрывки лица бородача, угодившего под облако стеклянной шрапнели, тяжелый нож в руке, судорожное дрожание наконечника копья… Самоотверженное: "Давай!" Стогма. И абсолютное, методичное равнодушие Тордена, который собирался отправить к попутчику шестерых человек. И отправил бы, не начни мертвецы подниматься. Чуть-чуть не успел. Наверняка сильно позже, в очередной раз нахлебавшись пойла с семейных виноградников, канторец с удовольствием расписывал бы собеседнику, по какой именно траектории улетели мозги несчастного искателя, для наглядности подкрепив свои слова броском кружки в заплеванную стену кабака. И никакая совесть его бы при этом не терзала, зачем? Проходной эпизод в насыщенной жизни очередного матерого головореза, возомнившего себя вершителем чужих судеб. И оставшегося там, на пропахшей железом и болью земле ненавидимого им Гардаша.

Так Брак и брел почти целый день, гоняя по кругу одни и те же мысли и поминутно оглядываясь на каждый подозрительный шорох, коих в лесу хватало. Ему постоянно казалось, что из-за деревьев в любой момент выскочит оскаливший зубы мертвец. Или мертвецы. На жахатель особой надежды не было – Сорват, получив заряд разогнанного эйра практически в упор, отделался легким испугом, а менять банку дело не быстрое. Тем не менее, ребристая рукоятка придавала уверенности.

Более-менее парень пришел в себя только под вечер, когда, обходя в потемках очередное дерево, едва не рухнул на дно крохотного, полускрытого разлапистой растительностью овражка. Там и заночевал, обустроив себе примитивную лежанку из какой-то зелени и прижав к груди жахатель. Ни голода ни жажды он толком не чувствовал, как и холода. Не спавший двое суток организм вообще отзывался невероятно туго, словно управление на старом траке. Поведешь рычаг вперед, выждешь секунд пять – и лишь после этого тяжелая машина нехотя начнет поворачивать. К траку приноровиться можно, но, когда себя так ведет твоя собственная рука – поневоле задумаешься об отдыхе.

Спал Брак как убитый, будто перед сном опрокинул в себя кружку сонной настойки. Хлоп – и глаза закрылись, разом отключив все органы чувств и сделав мысли далекими и бессвязными. Хлоп – и вот уже утро, а ты лежишь продрогший, весь мокрый от росы и засиженный пригревшимися клопами и прочей шестиногой нечистью.

Лишь после этого, кое-как насобирав веток на костер и отогревшись, Брак всерьез задумался о глубине задницы, в которой оказался. И величина эта оказалась столь внушительна, что непрошенные мысли о вчерашнем, уже начавшие потихоньку обустраиваться в голове, вымело оттуда начисто. Какие к шаргу мертвецы? Какой Торден, какие Скорпионы? Он в самой чаще леса, понятия не имеет, чем питаться и куда идти. И даже эти мысли меркли по сравнению с банальными насекомыми, которые за ночь наползли под одежду и теперь неистово жрали и совокуплялись.

Проблема с насекомыми и грязью решилась самым примитивным способом. Брак попросту разделся до гола, как следует продышался эйром из фляги, после чего обтерся раскаленным докрасна стволом жахателя. Заодно и ржавчину выжег, проступившую за ночь на металле – капитанское оружие не отличалось качеством изготовления и материала, да и ухаживали за ним из рук вон плохо. После прокаливания осталось лишь ножом соскрести с кожи крошащуюся под лезвием корку грязи. С одеждой, увы, такой