Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кое-как поднявшись на ноги, Брак в растерянности замер с жахателем в руках, не зная, что делать. Ему было невыносимо страшно, инстинкты хором вопили, что нужно разворачиваться и немедленно убегать. Что бы ни происходило на поляне у цепа, это было в разы ужаснее всего того, что он успел увидеть за свою жизнь. Торден, пленники, ожившие мертвецы, пытки, нож в руках, доверительно вытянутая шея… Хотелось сесть и завыть. Поле зрения, казалось, сузилось до крохотного пятна, обрамленного мутной непрозрачной пеленой. И в центре этого пятна все еще боролся Торден.
Сил у канторца явно осталось мало, рука с ножом поднималась все реже. Попыток дотянуться до жахателя он больше не делал, да и не мог – тварь неестественным образом извернулась, оказавшись сверху, и громила изо всех сил пытался удержать ее зубы подальше от собственного горла. Получалось у него плохо.
– Он убьет тебя, сарак. Он всех нас убьет… – голос в голове калеки бился об стенки черепа, ревуном гремел в ушах, – Думаешь, ты ему нужен?
Брак уже почти развернулся, но остановился. Сжал зубы, хлестнул себя по щеке.
– Ну же! Ты трус и ссыкло. Просто беги.
Брак ударил себя еще раз. И еще, выбивая из головы назойливый перезвон колокольчиков.
– Динь-Динь, Бракованный! Ты все равно уже опоздал!
Со стороны опушки раздался рев грубо разбуженных двигателей и хлопки жахателей.
Торден застонал.
Брак развернулся и побежал.
Оступаясь и припадая на ногу, чудом не упав, подскочил к мертвому Сорвату со спины, ударил стволом жахателя по голове. Тот не среагировал, мотнул головой, продолжая вгрызаться в грудь канторца. Калека ударил еще и еще, с отчаянной решимостью, но толку от этого было не больше. Осознав это, он на мгновение замер.
Сделал глубокий вздох, вжал ствол жахателя в бочину твари, зажмурился и спустил пружину.
Отдачей едва не сломало запястье, оружие выбило из пальцев, а голубая вспышка ослепила даже сквозь сомкнутые веки.
Любого человека такое убило бы на месте, но ожившему мертвецу было плевать на условности. Поток разогнанного эйра перебил ему позвоночник и брюшину, разорвав напополам и отбросив нижние конечности в сторону, но ситуацию это не исправило. Верхняя половина Сорвата по-прежнему терзала Тордена, у которого уже не оставалось сил на сопротивление. Между его горлом и зубами твари держал оборону лишь излохмаченный воротник кожаной куртки, но осталось ему явно недолго.
Правая рука после выстрела почти не слушалась. Брак, путаясь в слишком просторной красно-белой куртке, левой рукой нащупал на поясе нож, тот самый, которым канторец предлагал зарезать Сорвата. Обхватил мертвеца за шею, одновременно пытаясь оттащить его, и неумело вогнал клинок куда-то в основание черепа. Тварь щелкнула зубами, отмахнулась рукой, но внезапно обмякла, подалась назад и завалилась на землю вместе с калекой.
– В сторону, – голос Тордена звучал страшно, хрипло и с не сулящим ничего хорошего бульканьем.
Брак откатился, борясь с непослушными конечностями – от прикосновения к твари по рукам будто ледяной водой из ведра плеснули, онемение расползалось по плечам и груди, грозя перекинуться на живот.
Канторец, волоча за собой неестественно искривленную ногу, подошел к затихшему мертвецу и жахнул в упор, расплескав по земле и окончательно успокоив то, что некогда было Сорватом.
Выглядел Торден паршиво. Весь залитый кровью, одна рука висит плетью, нога явно сломана. Как он в таком состоянии вообще умудрялся стоять, учитывая онемение от прикосновений твари, – для Брака было загадкой. Сам калека постепенно приходил в себя, но куда медленнее, чем хотелось.
– В-вы в порядке? – спросил парень непослушными губами.
– Дырокол. Дай, – коротко ответил канторец, зажав под мышкой жахатель и неловко меняя банку.
Брак, спотыкаясь, побрел за копьем. Мыслей в голове не было никаких и, если бы не медленно отступающее онемение, он наверняка упал бы от колотящей его дрожи.
Торден принял протянутое ему оружие, оперся о древко, с явным облегчением снимая вес со сломанной ноги. Он бледнел на глазах, смуглая кожа проступила крупными каплями пота.
– Что это было? – спросил Брак, – Я о таком даже не слы…
– Какая разница, парень? Это проклятый Гардаш, – голос канторца звучал смертельно устало, – Почему ты еще здесь?
– Надо перевязать рану, – пробормотал Брак, тщетно пытаясь оторвать лоскут ткани от залитой кровью куртки.
Торден попытался достать трубку, но уронил ее на влажную землю. Дрожащей рукой вынул из перевязи две оставшиеся банки и протянул калеке.
Безголовый Стогм встал на колено и принялся раскачиваться, словно принюхиваясь.
Со стороны опушки послышался треск ломаемых веток.
– Запад там, – указал рукой Торден и полез в кобуру за жахателем, – В лесу осторожнее.
– Торден, я…
– Беги, дурак.
Из-за деревьев выметнулись мертвецы и Брак побежал.
Впереди приближалось зеленое, глаза заливало красным, а за спиной сверкнуло синим.
Глава 10
Старожилы, из тех, кто смиренно ждет в самом начале очереди на посадку к последнему попутчику, любят вспоминать былое. Времена, когда трава была зеленее, небо выше, а силы в руках еще хватало, чтобы держаться за рычаги трака. Если слишком долго их слушать, позволить чужим воспоминаниям укорениться у себя в голове, регулярно поливать проросшие семена горькой водой ностальгии – и не заметишь, как сам начнешь смотреть на мир сквозь мутные окуляры, выточенные из осколков чужих жизней. Привычные картины мира не радуют, на месте пыльных дорог воображение услужливо рисует величественные леса и изумрудные луга, еда кажется пресной, а музыка и песни на стоянках – вопиюще глупыми и унылыми. То ли дело лет сорок назад, когда жизнь кипела, металл плавился едва ли не взглядом, а трясущиеся старики, все как один по молодости бывшие героями легенд, с оружием в руках отбивали свое место под солнцем.
Если же хватит силы воли, чтобы слушать, но не пропускать через себя – из рассказов стариков можно вынести множество полезного. Среди пространных рассуждений об упадке нравов среди нынешних искателей запросто может промелькнуть полузабытая история о лежке матерого драка в каких-то шаргом забытых скалах. Рухнувший в овраг новехонький трак, который никто не удосужился вытащить. Кустарный способ соорудить компрессор, одновременно перегоняющий из отработки вонючий самогон. И все это на коленке из подручного хлама.
А еще из