к гразговым кустам, появились мелкие серые зверушки, которых Брак про себя обозвал визгунами. Выглядели они невероятно мило, отличались пушистыми хвостами, огромными жалостливыми глазищами, в которых можно было утонуть, и крохотными лапками, которыми зверьки с удивительной ловкостью цеплялись за ветки, путешествуя по кронам. А еще эти порождения шарга визжали так, что закладывало уши, причем не прерывали этого прекрасного занятия ни днем, ни ночью. Более того, на ночевке они умудрились ловко распотрошить рюкзак, подожрав остатки крупы и яблок, после чего объявили Брака своим благодетелем и принялись сопровождать его целой стаей, задорно подбадривая ругающегося калеку истошными воплями. Спасения от них не было никакого, на броски шишек и камней твари реагировали с любопытством и даже изредка возвращали брошенное назад.

На шестой день доведенный до отчаяния Брак, страдающий от недосыпа и непрекращающейся головной боли, выбрал момент и жахнул по стае визгунов, основательно ее проредив и устроив целый дождь из листвы, веток и тушек вредителей. Банку было жалко до слез, зато назойливые преследователи отстали и лишь изредка выражали воплями свое недовольство, благоразумно держась при этом подальше. Альтернативой жахателю в деле избавления от мелких тварей мог быть разве что лесной пожар, который сжег бы всю эту нечисть с потрохами, но на столь решительный шаг парень пока еще не был готов.

Тушки визгунов Брак подобрал, благо весили они всего ничего, после чего на ближайшей стоянке ободрал и мстительно сожрал, давясь жилистым темным мясом и сполна взыскав долг за ночные страданья. Желудок такое подношение воспринял с нездоровым энтузиазмом, из-за чего весь следующий день передвигаться пришлось короткими перебежками, под ехидную перекличку лесных обитателей.

Единственным несомненным плюсом лесных злоключений оказалось то, что они начисто вымыли из головы все лишние мысли. События на Плеши отступали под натиском попыток не промочить ногу, мутный Оршаг растворялся в небытие от позывов желудка, а прощальные слова Тордена смолкали под непрекращающиеся вопли визгунов. Сложно философствовать и размышлять о жизни и мести, хлебая остатки тухлой воды из рукава чужой куртки, когда от усталости сводит скулы, а протез натер колено до кровавых мозолей. Как Брак ни пытался держать место стыка в чистоте, на такое безрассудное использование конструкция рассчитана не была.

Утро восьмого дня Брак встретил в самом безрадостном настроении. Он вновь попал под ливень, на этот раз неудачно, вымокнув до нитки и снова начав шмыгать носом. Остатки крупы закончились еще вчера, все попытки растянуть запасы оказались тщетными. Жрать хотелось настолько сильно, что лукаво выглядывающие из травы шляпки грибов вызывали стойкие ассоциации со свежеиспеченными булками, а ягоды на колючих кустах перестали грозить немедленной смертью в тошнотных муках, предложив взамен сладкое, сытое забытье. Ни о какой охоте речи быть не могло, визгуны оказались несъедобны, а единственное встреченное животное, которое позволило к себе приблизиться, оказалось старым колючим ежом, вонючим, кишащим паразитами и беспрерывно пыхтящим. Наверное, поброди Брак по лесу еще пару дней, он и ежом бы не побрезговал, но в этот раз голод уступил. Потыкав очередную насмешку леса стволом жахателя и задав грызуну направление в сторону ближайших кустов, парень сверился с компасом и продолжил путь.

А еще через пятнадцать минут монотонной ходьбы в глаза ударил яркий свет и калека внезапно вышел к реке. Точнее, едва в нее не свалился, чудом удержавшись на самом краю песчаного обрывчика, под которым причудливо переплелись обнаженные корни плакальщиц.

По степным меркам речка оказалась не сильно большая, шагов сорок в ширину, спокойная и неторопливая. Судя по компасу, текла она куда-то на северо-запад, наверняка петляя и прирастая бесконечными притоками. Деревья по берегам стояли сплошной стеной, самые высокие даже смыкались кронами, создавая ощущение гигантского зеленого тоннеля пробитого кем-то в лесной чаще.

Стоя на обрыве и с наслаждением ощущая прикосновение ветра к коже, Брак отчетливо осознал, что зверски устал. Кто бы ни придумал заставить всю землю бесконечными деревьями, он явно никогда не рассчитывал на то, что сквозь них придется пробираться одинокому хромому кочевнику. Речная гладь живо напомнила парню о том, что где-то в мире есть и нормальная степь, где видно небо, дует ветер, а паутина не лезет в глаза на каждом шагу. И где можно просто нажать на рычаг, разбудить двигатель и преодолеть пройденное им расстояние за пару жалких часов.

А еще он осознал, что устал бродить один. Смешно – всю жизнь старательно избегал сверстников и был уверен, что одному проще всего. А теперь тосковал по общению, хоть какому. Даже рабство, при всех своих недостатках, уже не казалось столь печальной судьбой. Там, по крайней мере, кормят досыта, есть, с кем поговорить и можно хотя бы постирать одежду.

При мыслях о чистой одежде, зачесалось везде. Брак приметил выше по течению пологий песчаный спуск, выходящий на мерцающую зеленым отмель, и похромал туда с целеустремленностью люторога во время гона, ломясь сквозь прибрежные заросли и распугивая истошно орущих птиц.

Принести больше радости, чем мытье и чистая одежда, ему могли только новости о том, что неподалеку есть люди. Хорошо бы еще наесться до отвала и поспать часов этак сорок, в тепле и безопасности

Калека добрался до спуска, с подозрением оглядел звериные следы, ведущие на водопой, покрепче сжал жахатель и решительно похромал к манящей прохладе воды.

Нога угодила в капкан и Брак растянулся на склоне, пропахав лицом грязь.

Глава 11

Скажи кто Браку раньше о том, что ему стоит искренне порадоваться своему увечью – незамедлительно послал бы к шаргу. Или, по крайней мере, надолго перестал бы общаться с этим человеком. Исключение составлял разве что Логи со своими бесконечными шуточками про меньшее количество ногтей, требующих внимания, и прочее в таком же духе. Но на толстяка обижаться было бесполезно, а посыл к шаргу он воспринимал с нездоровым энтузиазмом и выкручивал вентиль насмешливого словоблудия до упора.

Но теперь, возможно впервые в жизни, Брак искренне порадовался прочному металлическому протезу, заменившему живую плоть ниже колена. Звонко щелкнувший капкан смял зубьями кожу штанов, заставил парня потерять равновесие и упасть, но все потери на этом закончились. Ни сломанных костей, ни содранной до мяса кожи – холодный металл стойко перенес все попытки себя повредить. Да и штаны проявили себя во всей красе, отделавшись лишь легкими зарубками на толстой коже, там, где зубья капкана ударили особенно сильно.

Сам капкан, при ближайшем рассмотрении, оказался куда менее впечатляющим, чем те чудовища, которые изредка