В 1880 г. Фрэнсис Палмер завещал почти все свое состояние внуку Элмеру, до совершеннолетия которого деньги должны были находиться на попечении матери Элмера. В 16 лет, опасаясь, что дед изменит завещание, Элмер отравил Фрэнсиса. Но если за убийство его посадить могли, то помешать отравителю в должный срок получить причитающееся по завещанию законы штата Нью-Йорк были не в силах. Поэтому в 1889 г. мать Элмера опротестовала завещание в суде по гражданским делам, и, руководствуясь аристотелевским принципом эпикеи, присяжные большинством голосов приняли решение в ее пользу.

Самый веский довод против эпикеи – мы не можем быть полностью уверены в благоразумии и адекватности тех, кто ее применяет. Если одна из задач закона – способствовать всеобщему равенству, нужно очень внимательно смотреть, как и в чем мы «гнем» его согласно обстоятельствам. Точнее всего на этот счет высказался в XVII в. историк и заседатель в парламенте Джон Селден, назвавший эпикею «шальной» и «соразмерной совести судьи». Мы ведь не учреждаем, поясняет он свою мысль, в качестве меры длины размер ноги судьи, потому что ноги у всех судей разные: «у одного стопа длиннее, у другого короче, у третьего ни то ни се, вот так же и с совестью». Но Аристотель возразил бы, что человечеству нет никакого резона отказываться от блага истинной справедливости лишь потому, что кто-то недотягивает до высоких нравственных стандартов, заданных эпикеей. В завершение Аристотель подчеркивает, что эпикея, правосудие, как и способность к взвешенному суждению, – качества сугубо человеческие. Своенравным богам из древнегреческой мифологии она непонятна, чужда и даже, пожалуй, показалась бы нелепой.

Такой высокоточный инструмент несомненно пригодится любому участнику жюри присяжных, мировому судье, преподавателю, инспектору – тем, чей род деятельности предполагает принятие решений, связанных с вознаграждением за заслуги, наказанием за правонарушения или оценкой компетенции. Эпикея может оказаться полезной родителям, особенно если им приходится обеспечивать потребности нескольких детей. Например, нам кажется, что справедливость требует поровну разделить нажитое между двумя детьми, однако на самом деле, если один из них недееспособен и нуждается в пожизненном уходе, по-настоящему равная забота будет выражаться в том, чтобы учесть индивидуальные обстоятельства каждого. Относительно недавно философы феминистского толка развили на основе аристотелевского принципа эпикеи идею «материнского мышления» как на социополитическом, так и на бытовом уровне. О разных гражданах нужно заботиться по-разному, поэтому в обществе, где ресурсы распределяются строго поровну, полной справедливости не добиться. Каждому по потребностям.

Легких решений в жизни почти не бывает, но если, стремясь к справедливости и равенству, руководствоваться в том числе принципом эпикеи, мы сделаем огромный шаг по тому пути, который взялись торить сквозь нравственные дебри повседневной жизни.

Счастье всегда зависит от личных взаимоотношений. Может, любовь и не единственное явление, от которого «вращается Земля», но точно одно из главных. Кого любить и как, рано или поздно приходится решать каждому из нас. И если в выборе родственников и членов семьи мы до совершеннолетия не вольны, то друзей в классе или во дворе даже дети выбирают сами. Роль близких друзей резко возрастает в младшем подростковом возрасте, когда мы учимся формировать привязанности за пределами семьи. Затем мы познаем восторг романтики и чувственности и находим свою первую любовь.

Но выстраивать близкие отношения – это лишь одна сторона медали. Рано или поздно каждый из нас сталкивается с необходимостью разорвать тесную дружбу или по крайней мере перевести ее в ненавязчивое приятельство. Мало кому удается к середине жизни избежать хотя бы одной ссоры с кем-то из близких – будь то родители, ребенок, брат или сестра. Давний друг внезапно оказывается способным на предательство или проявляет эксплуататорские замашки. Немалая доля официальных браков и незарегистрированных союзов заканчивается разводом или разъездом. Как же нам повысить свои шансы найти счастье в близких отношениях?

Хотя Аристотель признает силу плотского желания, его пространные и подробные рассуждения о любви (philia) и разных видах уз выглядят поразительно современными, поскольку он не выделяет физические отношения в отдельную категорию, качественно отличающуюся от других связей. Отношения, подразумевающие интимную близость, – это всего лишь разновидность philia, которые обычно очень расплывчато переводят как «дружеские». И к интимным (то есть браку и его аналогам), и к платоническим связям применяются одинаковые основополагающие принципы. Все отношения с близкими людьми требуют усилий, но и вознаграждение за эти усилия бесценно.

Аристотель считал любовь неотъемлемой составляющей человеческой жизни. Многие представляют в мечтах, как чувство настигает их внезапно, словно по волшебству, однако Аристотель знал, что это упорный труд. За отправную точку в своих рассуждениях о человеческом обществе он берет первостепенный, «первозданный» союз – брачный. Это предельно тесная форма «дружбы». Она формируется с тем, с кем вы связали себя брачными узами или сожительствуете. Аристотель описывает гетеросексуальную пару, образующую союз, который предполагает заботу друг о друге и разделение обязанностей. Кроме того, такой союз нужен для воспроизведения человеческого рода, поскольку «женский пол без мужского или мужской без женского не в состоянии совершить этого, следовательно, общение их установлено по необходимости»[23]. Однополые союзы Аристотель хотя и не рассматривает, но совершенно точно не осуждает. Он готов согласиться с Аристофаном из платоновского «Пира», описывающим три разновидности любовного влечения: между мужчиной и женщиной, двумя мужчинами и двумя женщинами. Аристотель считает неправильной не какую-то из этих разновидностей, а любую чрезмерную страсть по отношению к кому бы то ни было за пределами семьи, поскольку такая страсть расшатывает устои общества. Он приводит как положительный пример романтическую историю гомосексуальной пары – государственного деятеля Филолая и олимпийского чемпиона по бегу Диокла. После всех злоключений возлюбленные получили долгожданную возможность возлечь рядом – упокоившись в соседних могилах под Фивами.

Учитывая изложенное в предшествующих абзацах, Аристотель почти наверняка согласился бы с доводами в пользу гомосексуальных браков. Он уверен, что брачные союзы создаются не столько ради продолжения рода. У примитивных животных такие связи возникают лишь для размножения и длятся не дольше, чем требуется «для порождения потомства». У животных более высокоразвитых, более подобных человеку, партнерство принимает, соответственно, более сложные и осознанные формы – «видно, как они проявляют друг к другу больше помощи, привязанности и содействия». Но заметнее всего эта осознанность и многогранность у человека, где партнерство выходит далеко за рамки физической близости, как бы приятна она ни была, поскольку партнеры «содействуют друг другу не только ради существования, но и ради благополучного существования».