Дети учатся обманывать (ради собственной выгоды, как они ее понимают) примерно между тремя и четырьмя годами, и главное здесь – объяснить им, что все зависит от ситуации. Вранье людям, которые желают тебе только добра, – это ничем хорошим не закончится. А вот тех, кто хочет обидеть, подчинить себе, ущемить в чем-то, обманывать можно. Мою самую крупную в жизни ложь Аристотель оправдал бы наверняка – я соврала, чтобы оградить своих детей от вакцинации по программе Управления по делам образования штата Иллинойс. Я проштудировала официальные требования, и к нашему приезду на семестр в США у детей имелись все положенные прививки. Подтвержденные соответствующими справками. Но, когда мы пришли записываться в школу, ответственная медсестра сообщила, что британские прививки недействительны, поскольку в Иллинойсе сроки ревакцинации немного отличаются от английских. Теперь нам предстояло либо сделать детям все прививки заново (то есть серьезно рискнуть их здоровьем), либо оставить их без школы на три месяца нашего пребывания в Иллинойсе. Когда все разумные доводы кончились, я выставила себя новообращенным приверженцем религиозного культа, запрещающего медицинское вмешательство. Убедительно изобразить свидетеля Иеговы у меня бы не получилось, поскольку я о них слишком мало знала, зато ни с того ни с сего вспомнился Ульрих Цвингли (вряд ли его последователи, радикальные швейцарские протестанты, действительно отстаивают какие-то особые взгляды на прививки, но тогда это было неважно). Муж, разгадав мои маневры, тоже объявил себя цвинглианином, подтверждая, что нам претит любое медицинское вмешательство, препятствующее исполнению воли Божьей. Где-то в Иллинойсе должен храниться документ с нашими подписями, фиксирующий эти полностью вымышленные религиозные убеждения. Медсестра была крайне недовольна, однако поделать ничего не могла, и детей в школу записали.

Это вопрос средств и целей. Разумеется, ни вкалывать моим детям лишнюю дозу вакцины, ни лишать их школы на три месяца в намерения вышеупомянутой медработницы не входило. Однако вместо того, чтобы включить здравый смысл, она проявила бюрократическую близорукость, помешавшую ей вчитаться в предоставленные мной британские справки. Она даже гипотетически не хотела рассматривать никакие варианты индивидуального подхода к правилу, разработанному без учета вероятности прибытия в школу в Иллинойсе детей из-за океана.

Непреклонность медсестры в следовании правилу, единому для всех образовательных учреждений штата Иллинойс, – это приверженность принципу равенства, но не справедливости (epieikeia). В наше время аристотелевское понятие эпикеи рассматривается лишь в узком кругу философов права, однако это важная составляющая правосудия. Сам Аристотель дает основное определение этому понятию при рассуждении о справедливости в «Никомаховой этике», описывая его как «право, однако право не в силу закона, а в качестве исправления законного правосудия», «поправку к закону в том, в чем из-за его всеобщности имеется упущение». Эпикея не заменяет правосудия, но дополняет его и усиливает. Закон, объясняет Аристотель, составлен для общего случая, «но о некоторых вещах невозможно сказать верно в общем виде». Всех хитросплетений нравственного выбора закон попросту не в состоянии предусмотреть. Закон строится на решениях, которые будут подходящими для большинства случаев, тем самым неизбежно допуская в меньшинстве случаев вероятность несправедливости. Гибкость эпикеи необходима закону, потому что жизнь сложна и многогранна и меры в ответ на правонарушение должны приниматься с учетом обстоятельств.

Аристотель признает, что правонарушения совершаются по самым разным причинам. Бывают злодеяния намеренные и полностью заслуживающие осуждения, однако иногда имеются важные обстоятельства, которые необходимо учесть. Иногда это намерения и мотивы. В фильме «Я так давно тебя люблю» Жюльетта, скрыв истинную причину убийства сына, лишила судью и присяжных возможности проявить эпикею при вынесении приговора. С психологической точки зрения она была «слишком строга к себе» и сознательно отказалась от эпикеи, считая, что должна понести наказание без скидки на исключительные обстоятельства своего поступка. В качестве смягчающих обстоятельств могут рассматриваться бедность, старость, низкие умственные способности, недостаток образования, подверженность бурным эмоциям и страстям, состояние здоровья, учитывается также степень раскаяния и вероятность рецидива. Принцип эпикеи Аристотель объясняет, проводя одну из самых блестящих своих аналогий: придавать стандартному, заранее заданному закону гибкость – это все равно что измерять округлый камень гибкой рулеткой. Такой свинцовой рулеткой пользовались лесбосские каменщики, добиваясь на основе стандартных, заранее заданных единиц измерения более точных расчетов благодаря возможности «подстраивать» изгиб рулетки под изгибы камня. Так и хороший судья, применяя составленный для общего случая закон, учитывает специфику этических обстоятельств конкретного дела.

Об этом гибком подходе полезно вспомнить именно сейчас, когда почти повсеместно торжествует мнение, будто правила, законы, порядки и даже семейные традиции незыблемы и не знают исключений. В результате на смену подлинной беспристрастности и объективности приходит уравнительность, стремление «причесать всех под одну гребенку».

Во времена Аристотеля религия внушала, что кара неминуема. Правосудие у древних обозначалось термином dike и подразумевало закон, утверждаемый верховным богом Зевсом: в трагедии именно dike обязывает Ореста расправиться со своей матерью за убийство отца, не принимая в расчет никакие сопутствующие обстоятельства. Один из героев трагедий Софокла восклицает: «К какому богу попадешь ты в руки! / Не знает ни любви он, ни пристрастья, / Простой лишь Правде следуя одной». Самый наглядный пример современного насаждения жестких и потому спорных законов – тюремные сроки, не позволяющие судье рассмотреть смягчающие обстоятельства и назначить наказание в соответствии с принципом эпикеи. Что, в свою очередь, приводит иногда к «бунту» присяжных, которые отказываются выносить вердикт о виновности, зная, что с формальной точки зрения подсудимый совершил преступление.

Несколько лет назад в Англии суд присяжных оправдал обвиняемого в убийстве, хотя подсудимый признал, что действительно расправился с жителем соседней улицы, лишившим жизни его дочь. Из-за нарушений в проведении следствия и утраты улик приговорить убийцу ребенка к пожизненному заключению оказалось невозможным, поэтому измученный горем отец решил «взять правосудие в свои руки». Жюри присяжных в данном случае выступает коллективным голосом разума, осознавая, какой простор для несправедливости создает применение единых мер без учета индивидуальных обстоятельств. Присяжные действуют согласно принципу эпикеи, проявляя благоразумную гибкость в вынесении вердикта, чтобы избежать несправедливости, создателями закона не предвиденной и не предполагавшейся (в данном случае – приговора несчастному отцу, пострадавшему от некомпетентности следствия). Эпикея – непременная и неотъемлемая составляющая абсолютной справедливости.

Аристотелевский термин epieikeia происходит от корня eikos, означающего «допустимое», «приемлемое». Наказание должно быть соразмерно вине, а не вина подгоняться под меру наказания, как подгонял Прокруст под свое ложе всех, кто на нем не помещался, либо вытягивая жертвам ноги, либо отрубая лишнее. Но во времена Аристотеля epieikeia уже начинала обретать у греков другое значение, связанное с глаголом «подчиняться, уступать». То есть в общем и целом эпикея подразумевала гибкость, уступку смягчающим обстоятельствам. Однако в истории права известно одно значимое дело, где к эпикее пришлось обратиться, потому что буква закона, наоборот, не позволяла наказать преступника по всей строгости.