видами права, наличие и определение которых было только что показано Аквинатом? Последуем за ним в поисках ответа на этот вопрос: «…закон является неким диктатом практического разума. Однако обнаруживается, что один и тот же процесс происходит в практическом и спекулятивном разуме, поскольку каждый идет от неких принципов к неким выводам…Поэтому следует сказать, что, подобно тому как в спекулятивном разуме из естественным образом известных недоказуемых принципов мы черпаем выводы о различных науках, знание которых не вложено в нас естественным образом, но приобретено усилиями разума, таким же образом от предписаний естественного закона как от неких общих и недоказуемых принципов человеческий разум вынужден последовать к более частным определениям конкретных вещей. Эти частные определения, выработанные согласно человеческому разуму, называются человеческими законами»{Summa, 1–2 Q. 91-3 (перевод А. Н. Коваля).}.

Итак, человеческое право признано в своем наличии, в праве на существование, и в то же время оно получает оценку, адекватную своему несовершенству, несовершенству, продиктованному невозможностью полного совпадения человеческого и Божественного Разума, вследствие чего человеческий разум участвует, познает, следует диктату Божественного Разума, но делает это по-своему и несовершенно.

До сих пор речь шла о вечном, естественном и человеческом праве, но ничего не было сказано о Божественном праве. Достаточно ли наличия естественного права (как совершенного) и человеческого права (как наиболее конкретного, хотя и не совершенного) для регулирования человеческого поведения? Фома Аквинский называет четыре причины, обосновывающие необходимость Божественного права для управления человеческими поступками.

Причина первая. Посредством права человек направляется к своей конечной цели. Если эта цель не превосходит естественных способностей человека, может показаться, что человеку для достижения этой цели достаточно естественного права и происходящего от него человеческого права. «Но, поскольку человек предназначен к цели вечного блаженства, превосходящей меру естественных способностей человека… необходимо было, чтобы помимо естественного и человеческого закона человек был направляем к своей цели также и законом, данным свыше»{Summa, 1–2 Q. 91-4 (перевод А. Н. Коваля).}

Причина вторая обусловлена тем, что из-за неопределенности человеческих суждений, особенно в вопросах условных и частных, различные люди порождают различные суждения по поводу человеческих действий, отсюда происходят различные и противоречащие друг другу законы. Следовательно, «чтобы человек мог знать без каких-либо сомнений, чтó он должен делать и чего избегать, необходимо было, чтобы он руководствовался в своих поступках законом, данным свыше, о котором определенно известно, что такой закон не может ошибаться»{Summa, 1–2 Q. 91-4 (перевод А. Н. Коваля).}

Третья причина. Человек не способен выражать суждения по поводу всех вопросов: он не в состоянии судить о внутренних побуждениях и движениях, но лишь о внешних проявлениях. Следовательно, «поскольку человеческий закон не мог успешно обуздывать и направлять внутренние движения, необходимо было, чтобы здесь возобладал Божественный закон»{Summa, 1–2 Q. 91-4 (перевод А. Н. Коваля).}

Наконец, четвертая причина существования Божественного права связана с несовершенством человеческого права в исправлении зла, поскольку, пытаясь исправить зло присущими ему методами, оно с неизбежностью наряду со злом уничтожает и доброе. Поэтому только при превосходстве Божественного права возможно устранить зло{Summa 1-2, Q.91-4.}.

Остановимся на этой точке рассуждений – ведь в нашу задачу не входит детальное и полное исследование собственно правовой теории Суммы теологии. В нашу задачу входило лишь показать, что правовая теория Грациана (при всей правильности тезиса о том, что начиная с Грациана каноническое право становится самостоятельной наукой, отделившись от теологии) не должна рассматриваться отдельно от теологии, правовая теория Грациана просто не может быть понята отдельно от теологии. Начало Декрета Грациана, повествующее о том, что человеческое общество управляется двояко – естественным (божественным) и человеческим правом, звучит совсем по-иному, если «подключить» к Грацианову тексту Аквинатово объяснение сути божественного права. И только в такой гармонии звучания теологического и юридического возможно рождение последующего Corpus’а канонического права как тела (ибо corpus по-латыни означает «тело»), т. е. как живого организма, а не сухой академичной теории.

Оговоримся лишь, что система источников права – не единственная область, где указанным образом пересекаются и взаимодействуют каноническое право и теология. Это относится практически к любым другим вопросам, которые вошли в систему Грациана – по поводу этих вопросов Сумма теологии дает свое видение теологического содержания тех явлений, которые получили каноническое регулирование. Так обстоит дело с иерархией (Аквинат исследует вопрос о таинстве рукоположения), с браком (Аквинат исследует вопрос о таинстве брака) и т. п. – мы не приводим в всех этих параллелей, поскольку это сделало бы из краткого курса солидное монографическое исследование, что не является нашей задачей.

3.2. Системность в Corpus juris canonici

Теперь обратимся к вопросу о системности в Corpus juris canonici. Напомним, что corpus состоял из двух частей – первую часть составил Декрет Грациана, а вторую – декреталии последующих Римских Пап.

Декреталии были сгруппированы в пять книг. Книги официально не имели наименований.

Первая книга делилась на 43 титула, посвященных источникам канонического права, различным вопросам церковной власти и правовому статусу духовенства в контексте церковной иерархии.

К числу таких вопросов, рассматриваемых в первой книге, относились вопросы об источниках канонического права (конституциях, рескриптах, обычаях, постановлениях прелатов), вопросы избрания и рукоположения духовенства (включая испытания кандидата, квалификациях для кандидатов в клир, возможности рукоположения детей священников, рабов, должников, инвалидов, двоеженцев, последствия насильственного рукоположения и др.), вопросы различных церковных должностей (архидиакона, архипресвитера, декана, сакристана, кустодиана, викария, судьи, судьи-делегата, судьи-ординария, легата), некоторые вопросы имущественных отношений (заключение и обязательность договоров, реституция, отчуждение имущества).

Вторая книга состояла из 30 титулов, посвященных различным судебно-процессуальным вопросам, таким как статус судей, подведомственность и подсудность споров, процессуальные правила, исследование доказательств и презумпции, кончая вопросами апелляций и пересмотра решений церковных судов.

Третья книга, состоящая из 50 титулов, рассматривала вопросы дисциплины клира. Помимо вопросов внешнего поведения (включая такие, как воспрещение клирикам носить оружие, отращивать волосы и бороду, обязанность ношения тонзуры, запрет посещать таверны), эта книга содержала разнообразные запреты на сожительство клириков с женщинами, вопросы церковного бенефиция и источников доходов клириков, имущественного статуса духовенства, о замещении церковных должностей в связи с получением церковного бенефиция, о статусе церковного имущества (включая ограничения на его отчуждение), о статусе монастырей и монашествующих, об отправлении клириками месс и совершении таинств, о церковных иммунитетах.

Четвертая книга, состоящая из 31 титула, посвящалась вопросам брачно-семейных отношений. В ней рассматривались вопросы правовых последствий помолвки и заключения брака (см. об этом далее), о возможности заключения брака отдельными категориями субъектов канонического права, о тайных браках, правовые последствия адюльтера, ограничения, следующие из родственных отношений, статус внебрачных детей, некоторые вопросы имущественных отношений супругов, возможности последующих браков.

Наконец, пятая книга, представленная 51 титулом, посвящалась, в основном, вопросам канонического уголовного права.