парчи. Рыцарская (но дорогостоящая) феерия имела целью затмить победу Генриха V при Азенкуре, ее провозгласили восьмым чудом света. Уолси также встретился с новым императором Священной Римской империи, изображая из себя нейтрального посредника. Он по-прежнему нуждался в восстановлении отношений с Францией, но осознавал недостатки Лондонских соглашений. Главным неудобством было условие предоставлять помощь в случае нападения: Англию могли втянуть в войну на проигрывающей стороне. В 1520–1521 годах казалось, что проигрывает Франциск, а не Карл, поэтому Генрих VIII и Уолси обхаживали обе стороны и в 1521 году заключили секретный договор в Брюгге, по которому Генрих и Карл выделили ресурсы для «великого предприятия» против Франции, которое собирались начать до марта 1523 года[215]. Однако и Генрих, и Уолси сохраняли скептицизм: девять месяцев спустя Виндзорским договором «предприятие» отложили до 1524 года. Идея войны с Францией оставалась популярной – когда Уолси отдал приказ подготовить 6000 лучников в сентябре 1521 года, ему сказали: «Каждый солдат думает, что нам нужно воевать с Францией, поэтому они пойдут с охотой»[216]. Однако Генрих не без оснований не доверял своим союзникам, он считал, что они могут заключить сепаратный мир или взвалить на него основную часть военных расходов. Тем не менее Англия втянулась в войну с Францией, и в 1522 году граф Суррей повел в Пикардию небольшие экспедиционные силы, хотя достижения ограничились одним бессмысленным рейдом и двумя неудавшимися осадами.

Соответственно, дипломатия Уолси стала оппортунистической. К 1521 году французы активно поддерживали своего кандидата на шотландский трон герцога Олбани. Это развернуло внимание на Шотландию, поскольку Олбани похвалялся, что может свергнуть Генриха, если Франциск даст ему 10 000 солдат, а Франциск передал идею на рассмотрение своего Совета[217]. На заседании парламента 1523 года Томас Кромвель напомнил старое правило: «Кто намеревается победить Францию, пусть начинает с Шотландии». Его речь отражала споры в Совете Генриха VIII, где рассматривали отказ от «великого предприятия» в пользу объединения корон Англии и Шотландии при помощи завоевания (июнь 1523 года). Однако Генрих встал на точку зрения лорда Дакра, лорда – хранителя Западной Марки, пограничного района между Англией и Шотландией, а Дакр не считал осуществимым план аннексии Шотландии военными средствами[218]. (Его правоту впоследствии подтвердила неспособность лорд-протектора Сомерсета разместить в Шотландии эффективные постоянные гарнизоны.) Затем Уолси планировал похитить юного Якова V при содействии его матери Маргариты, сестры Генриха VIII. Этот заговор был вариантом плана, который в предыдущем году рассматривал Дакр: по его мнению, присутствие Олбани в Шотландии можно допустить только при условии, что юный король находится под арестом в Англии – такое предложение предвосхитило решение Елизаветы I заключить в тюрьму Марию Стюарт, королеву Шотландии[219]. Новости явно просачивались, Скелтон отзывался на них так:

Что о шотландцах скажешь, не шутя?

Вот вроде есть король, но он – дитя,

Однако очень резвое дитя.

И шепотки ползут, а то летят,

Что должно было б к нам привезть его.

Держу пари – не выйдет ничего[220][221].

Все эти замыслы разрушила измена Франциску I Карла, герцога Бурбона, коннетабля Франции. Политика Генриха и Уолси в 1522–1523 годах колебалась между желанием атаковать Францию и переговорами о мире, или папским перемирием. Однако как только они убедились, что Бурбон желает поднять восстание, они отказались от шотландской авантюры и приступили к отправке во Францию 11 000 солдат под командованием герцога Саффолка. Прибытие армии в Кале ожидалось в конце августа 1523 года, а смену политического курса закрепили в сентябре союзом Габсбургов, Генриха VIII и Бурбона. В это время Уолси был особенно заинтересован в агрессивной наступательной политике. Когда наступление на Париж еще шло хорошо, он сказал Генриху: «Больше не будет такой или подобной возможности заполучить Францию»[222].

Однако, несмотря на то что кампания Саффолка обещала ошеломительный успех, закончилась она полным провалом. Имея проблемы на старте вследствие вспышек оспы, недостатка транспорта, неспособности Маргариты Австрийской (регентши Карла V в Нидерландах) собрать достаточные войска и разногласий по поводу стратегии, Саффолку тем не менее удалось форсировать реку Сомма и угрожать Парижу. Однако мятеж Бурбона не оправдал надежд, а испанские войска Карла добились немногого. Франциск поэтому смог бросить все свои ресурсы на защиту Парижа, при этом Саффолк не прошел последние 80 км до столицы, поскольку его войска были ослаблены бунтами и пьянством среди солдат. Прежде всего, появилась необходимость организованного отступления; затем требовалось отказаться от плана зимовать в Северной Франции и следующей весной возобновлять наступление, так как бургундские союзники Генриха отступили, а жестокие морозы погубили бы и солдат, и лошадей[223].

После возвращения Саффолка планы возобновления военных действий последовательно перемежались мирными предложениями. Приверженность Генриха и Уолси «великому предприятию» улетучилась, как только иссякли финансовые резервы. К началу 1525 года Уолси был внутренне готов на соглашение с Францией. Но тут неожиданно пришли известия о триумфе Карла в битве при Павии (24 февраля), Франциск I попал в плен. Генрих и Уолси соответственно немедленно захотели возродить и использовать «предприятие», чтобы поделить Францию. Им казалось, что Генрих никогда прежде не имел столь удачной возможности: шансы на победу больше не зависели от надежности мятежных французских аристократов. «Настало время, – убеждал король приехавших бургундских дипломатов, – императору и мне продумать меры, чтобы получить от Франции полную сатисфакцию»[224]. Однако Карл остался холоден; ему не было нужды делиться своей победой, а его внимание концентрировалось на Италии. На самом деле Генрих и Уолси сурово просчитались. До Павии Уолси говорил королю, что в случае победы Габсбургов Генриху будут благодарны за деньги, которые он выделил, чтобы помочь им, а если успех окажется на стороне французов, то он пожнет плоды тайных переговоров Уолси с Франциском I. Однако празднующий победу Карл вовсе не испытывал благодарности за ограниченную помощь Генриха. Более того, он записал в дневнике: «Король Англии не помогает мне, как следовало бы настоящему другу; он не помогает мне даже в пределах своих обязательств»[225].

Тогда Уолси совершил свой отчаянный volte-face (крутой поворот), заключив с французами договор о Море (30 августа 1525 года), несмотря на англо-габсбургские династические связи, важность безопасности экспорта в Нидерланды и враждебность общественного мнения. В следующем году он присоединился к папе, Франции, Венеции, Милану и Флоренции в антигабсбургской Коньякской лиге. Невзирая на противодействие, лорд-канцлер Англии старался восстановить свою роль примирителя. Несмотря на то что Генрих и Уолси получили в 1525 году существенные французские субсидии (момент привлекательный, раз уж «Дружественный дар» провалился), новая стратегия была ошибочной. Она концентрировалась на Италии; надежды Генриха VIII на легкий развод разрушились, когда войска Габсбурга подняли мятеж и захватили Рим в мае 1527 года; а английская торговля шерстью и тканями сурово пострадала от начавшейся в 1528-м экономической войны. Последней каплей стало поражение Франции в сражении при Ландриано (21 июня 1529 года): папа пришел