Он прав, если начнётся заражение крови, мне его не спасти.

— Что я должна делать?

— Найди чистую простынь, там в шкафу их навалом. Я приготовлю остальное.

В комоде нашлись не только простыни, но и гора полотенец, а также белых кальсон и сорочек, отделанных кружевом. Возможно в шкафу отыщется верхняя одежда. Я сделала мысленную пометку поискать позже. Схватила стопку чистой ткани и поспешила обратно к Богдану.

По кухне плыл пряный запах трав и калёного железа. На огне докрасна раскалилась металлическая лопатка, в котле закипала вода, откуда торчала деревянная рукоятка огромного тесака. Сообразив зачем это, тело покрылось гусиной кожей, и волоски на руках встали дыбом. Я застелила стол полотенцами, нарвала простынь на ровные лоскуты и свернула в аккуратные рулончики. Богдан взял один и утопил в миске с резко пахнущим бурым раствором. Помыв руки в медном тазу, я встала в ожидании дальнейших указаний.

— Попробуй отделить кисть с одного удара.

— Хочешь, чтобы это сделала я?!

— Взялась помогать — помогай. Я буду под наркозом, сам не смогу. Я написал тебе на листе список рекомендаций, если впаду в беспамятство.

Я почувствовала, как в уголках глаз собирается влага, и зажмурилась. На плечо легла ладонь, и пальцы стиснули шею.

— Ты всё сможешь. Ты сильная.

— А если не получится?

— Делай как получится. Это не сложней чем разделать курицу.

— С одной поправкой — ты не курица!

— Вер, много разговоров. Давай уже начинать.

Он протянул одну из глиняных кружек с ароматизированной жидкостью.

— Это для храбрости. Маковый отвар. Доза небольшая, пей не бойся.

Я выпила и почувствовала легкий успокаивающий эффект. Свою Богдан опустошил залпом.

Я вытащила из котла тесак и стряхнула лишнюю влагу. Богдан удобней устроил покалеченную руку на столешнице, выдохнул и кивнул. Следом выдохнула я и перехватила рукоятку двумя руками. Наточенное лезвие блеснуло, взметнулось вверх и обрушилось на запястье. Последовал противный хруст, и два поочередных вопля сотрясли помещение: мой и Богдана. Дальше действовала на автомате. Повторяя про себя чтобы не забыть: прижечь, приложить материю, смоченную раствором, ослабить жгут, перебинтовать.

Когда операция закончилась, я уложила Богдана в постель, а сама принялась наводить порядок на кухне. Отрубленную кисть и кровавые тряпки полетели в огонь. Пламя зашкварчало и выплюнуло в дымоход сноп красных искр. Помещение наполнил едкий удушливый запах. Я распахнула окно, впуская поток прохладного воздуха. Туда же выплеснула грязную воду. Лишь позже обнаружила в углу каменный поддон со сливным отверстием, а над ним вделанную в стену изогнутую трубу и металлический рычаг. Надавила на него всем весом, и меня окатила ледяная струя. Отлично! Вода, еда и крыша над головой есть. Богдан заверил, что и аптека богатая, а значит, он скоро поправится. Я взяла листок и принялась изучать список рекомендаций по лечению, который он оставил.

На утро после ампутации Богдан спал как убитый. Неудивительно, после принятого наркоза. Бледность его лица практически сравнялась с белизной мой сорочки. Порой дыхание становилось прерывистым, и веки подрагивали готовые вот-вот распахнуться. Я убрала с его лба слипшиеся от пота пряди, выбралась из постели и пошла на кухню. Пламя в очаге поутихло и еле вздрагивало. Я уже поняла, что здешний огонь горит сам по себе и не нуждается в топливе, но решила подкинуть дров, чтобы приготовить завтрак. Села на колени и ахнула. Из камина выскочила маленькая ящерица. Шкура была тёмная, как обугленная головешка, а вдоль позвоночника проходила цепочка рыжих светящихся наростов, они вспыхивали, как раскаленные угли, словно под кожей пульсировала стихия. Хвост походил на один из языков пламени. Я запустила в неё полено, но она юркнула в щель и скрылась. Заглянув в очаг, я боялась увидеть, то что осталось от отрезанной конечности, но не обнаружила никаких следов. Подкинула дров, раздула угли и занялась приготовлением пищи. Богдан наверняка захочет есть когда очнётся. Но есть пришлось в одиночестве. Богдан не пришёл в сознание. Началась лихорадка, он метался по постели и беззвучно шевелил губами. Лицо покрылось крупной испариной.

Я сменила повязку, и чтобы чем-то себя занять решила обследовать замок.

Радость и облегчение вызвала небольшая, но заполненная провиантом кладовая. Богдан был прав, голодная смерть нам не грозит. В чулане с мётлами и вёдрами обнаружилось прочное корыто, в которое вполне могла я поместиться. Желание тотчас же помыться прокатилось по коже неприятным зудом. Я вытащила его на середину кухни и поставила кипятить воду. Пока готовилась ванна, продолжила осмотр первого этажа.

Следующие сутки Богдан бредил. Разговаривал с кем-то и даже ругался. Я прилежно несла вахту. Поила отваром, протирала влажной тряпкой, меняла повязку. Иногда глаза Богдана распахивались, казалось он смотрит сквозь меня. Но за спиной был только камин, который порой трещал и плевался искрами. Тогда я забиралась к Богдану и прижималась к нему. Меня пугал этот огонь казалось он живёт собственной жизнью. Однажды мне показалось я видела в нём лицо. Лицо старика из моего кошмара.

Шею опалило дыхание, я распахнула глаза и повернулась к Богдану.

— Напугал? — шепнул он лаская взглядом.

— Очень! Боялась, ты не очнёшься.

Я пристроила голову на его груди и оказалась в крепких объятиях.

— Я живучий. Эй, всё хорошо, я с тобой. Слушай, мне такой бред снился. Будто я стал драконом и сгорел в собственном пламени.

— Не удивительно, у тебя был такой жар.

— Ты мне тоже снилась.

Я вспомнила как смотрел сквозь меня стеклянными глазами и поёжилась.

— Надо руку перевязать.

— Позже. Поцелуй меня.

***

Мы оба пошли на поправку, но подумали задержаться в замке. Судя по карте отсюда до Пальца Юга было не больше трёх дней пути. Как раз успеем добраться в Храм до полнолуния. И нам не помешало бы набраться сил и хорошенько подготовиться. Такова официальная версия. На самом деле мы наслаждались друг другом в комфорте и безопасности. Строили планы, болтали о всякой ерунде за ужином, любовались закатным солнцем, стоя на балконе библиотеки. До изнеможения любили друг друга и засыпали в тесных объятиях. Правда и в этом месте некоторые вещи вызывали беспокойство. Огонь, горящий сам по себе; оживающие по ночам тени, что метались из угла в угол; шорохи и скрипы, которые порой напоминали перешёптывание.

Я проснулась от того, что кто-то щекотал лицо. Распахнув глаза, увидела на подушке знакомую ящерицу. Несколько секунд мы тупо таращились друг на друга. Потом я вскочила и заорала. Рептилия даже не шелохнулась. На крик прибежал Богдан и застыл на пороге, осматривая спальню.

— Что случилось?