вонял!

Гори ты в огне, тошнотворен ты мне,

Навоз твой совсем не бальзам,

Смердящий козел, упрямый осел,

Вонючка, засранец и срам!

Наш славный защитник, не знающий страха,

Залез на колодезный край

И задал дракону ужасную трепку,

Запомнит он тот нагоняй.

Нехорошими словами отсылает его к маме,

Растакой ты идиот,

И пинками, и шлепками

Бьет дракона он в живот.

«О чем ты толкуешь?» — промолвил дракон,

И сыпятся снова удары,

Сражаются снова, как два кабана,

Под крики толпы разудалой.

Два дня и две ночи дракон все не хочет

В той битве врагу уступить.

Их силы равны, и нет их вины,

Что трудно друг друга свалить.

Земля колебаться уже начала,

Наносит удары дракон,

Сэр Мур покачнулся, дракон потянулся,

Чтоб сбросить его под уклон.

Но истинный воин восторга достоин —

Наш рыцарь его развернул,

Пинком он ударным, приемом коварным,

Дракона под задницу пнул.

Предсмертный стон испустил наш дракон

И шесть раз вокруг обернулся,

Он клял нецензурно хозяина Мура

И в мерзких соплях захлебнулся.

«Ох, рыцарь проклятый с тяжелою пятой,

Откуда ты только пришел?

Ты шпорою на сапоге попал не только по ноге —

Мне задний проход пропорол».

«Я помираю, я погиб! — вскричал дракон,

В тоске предсмертной взвыв, —

Не попади ты в анус мне,

Остался бы я жив».

В предсмертной дрожи по драконьей коже,

Он пал на колени и лег.

Взбрыкнул до отказу и, выпустив газы,

Испустил и последний свой вздох.

«Дракон из Вонтли». Иллюстрация Джона Джуна, XVIII в. The Dragon of Wantley, Etc. [By Henry Carey. With a Plate by John June.]

Великий змий возвращается

Ни в одном произведении западной литературы образ Сатаны не был раскрыт так глубоко, как в «Потерянном рае»[131] — эпической поэме английского поэта Джона Мильтона (1608–1674), изданной в 1674 г. в двенадцати книгах. В поэме Мильтона изображается война, которую вели Люцифер и мятежные ангелы против Бога, их поражение и изгнание в ад, сотворение мира и первых людей — Адама и Евы. Дьявол желает помешать Божественным планам, он проникает в этот новый мир, где, приняв облик Змия, льстивыми речами искушает Еву вкусить запретный плод с древа познания добра и зла, обрекая тем самым человеческий род на смертную жизнь. Сатана торжествует, он бросает Адама и Еву, чтобы те в одиночку переживали свой позор и вину, и возвращается в ад. Там он наслаждается победой над человечеством и восторженно сообщает павшим ангелам, что рай потерян для человека. Закончив свою речь, дьявол ожидает похвалы и аплодисментов, но вместо этого слышит «мрачное вселенское шипение» и видит, как его последователи на глазах превращаются во множество отвратительных змей. Затем в наказание за преступление в Эдеме Бог превращает Сатану в огромного змея и лишает его способности говорить — это расплата за то, что он своими искусительными речами привел человека к грехопадению.

Фрагмент иллюстрации Гюстава Доре к поэме «Потерянный рай». Wikimedia Commons

Умолкнув, чаял он согласный клич

Восторга и рукоплесканий гром

Услышать лестный, но со всех концов,

Напротив, зазвучал свирепый свист

Несметных языков — презренья знак

Всеобщего. Владыка изумлен,

Но ненадолго, ибо сам себе

Он вскоре изумился, ощутив,

Как ссохлось, удлиненно заострясь,

Лицо, и к ребрам руки приросли,

И ноги меж собой перевились

И слиплись. Обезножев, он упал

Гигантским Змием, корчась и ползя

На брюхе, и пытался дать отпор,

Но тщетно; Сила высшая над ним

Господствует, осуществляя казнь

В том образе, который принял он,

Ввергая Прародителей в соблазн.

Враг хочет молвить, но его язык

Раздвоенный шипеньем отвечал

Раздвоенным шипящим языкам.

Его сообщники по мятежу

Отважному равно превращены

В ползучих змиев! Свистом весь чертог

Стозвучным огласился. Вкруг Врага

Кишели густо чудища, сплетя

Хвосты и головы: бессчетный сонм

Зловещих Аспидов и Скорпионов,

Керастов рогоносных, Амфисбен

Ужасных, злобных Эллопов, Дипсад

И Гидр (в количестве не столь большом,

Скользя, клубились гады на земле,

Где кровь Горгоны древле пролилась,

И остров Офиуза не давал

Убежища таким скопленьям змей[132]).

Но был наикрупнейшим — Сатана

В драконьем образе; превосходил

Нифона он, что Солнцем зарожден

В пифийском доле илистом, но власть

Отступник не утратил[133]: все Князья

И Полководцы следуют за ним

На площадь, где Гееннские войска,

Отверженцы Небес, блюдя ряды,

Во всеоружье восхищенно ждали

Победного явления Вождя,

Увенчанного славой, но узреть

Им довелось противное: толпу

Презренных гадин. Ужас обуял

Мятежников, почувствовавших вдруг,

Что под влияньем страшного сродства

Невольно превращаются теперь

В подобья тех, кто взорам их предстал.

Броня, щиты и копья, грохоча,

На землю падают; за ними вслед

И сами воины. Раздался вновь

Свирепый свист; змеиный, гнусный вид

На всех, как заразительная хворь,

Равно распространился, покарав

Равно преступных. Так рукоплесканья

Желанные, преобразясь во свист,

В шипенье злобное из тех же уст,

Принудили самих бунтовщиков

Свое же опозорить торжество.[134]

Боги и чудовища: драконы Востока

Классический образ восточного дракона в интерпретации современного художника. 2158158625 / Shutterstock

Цивилизации средневековой Азии породили богатые литературные традиции, в которых природа драконов трактовалась совершенно иначе, нежели в культуре греко-римской Античности или христианской Европы. Восточные драконы обладали некоторыми общими чертами со своими западными аналогами: они были гибкими, имели форму рептилии, часто умели летать, в легендах их изображали как противников великих героев, а их появление, как правило, предвещало бедствия. Несмотря на такое обилие сходств, у драконов Востока имелись черты, сильно отличавшие их от западных сородичей. Они обладали способностью менять облик и часто появлялись в виде