– Папа! Ты привезешь его обратно? – спрашивает Ева.

– Ну конечно! Папа сказал, что у него целая куча подарков из Шотландии для двух любимых маленьких девочек. Ему нужно, чтобы я помогла их довезти.

Грейс это не убеждает.

– С папой все хорошо?

– Ну конечно.

– Люди в Шотландии его не обижают? – насупившись, спрашивает Ева.

– Да нет же!

Мелани видит в зеркале, как Ева набычилась. Ее лицо, так похожее на лицо отца, словно говорит: «Лучше пусть не обижают моего папу, а не то…» Она еще раз звонит Джиму, но опять не дозванивается. Затем шлет умоляющую эсэмэску. Привезя девочек к матери, Мелани просит Джейн Фрэнсис присмотреть за внучками пару дней. Объясняет, что ей очень нужно поехать на похороны (хотя они уже прошли), поддержать Джима. Джейн обожает девочек и с радостью соглашается, вяло задав лишь пару вопросов. Затем Мелани отправляется в аэропорт Лос-Анджелеса, чтобы сесть на рейс до Лондона.

Когда ей выделяют резервное место, Мелани успокаивается, чувствуя, что все под контролем. Но вскоре она впадает в бессильное отчаяние, когда ее усаживают в тесном экономклассе между толстяком, втиснутым слева, изнуренной женщиной с напряженным лицом справа и парочкой визжащих и ревущих маленьких детей спереди. Мелани предстоит провести так одиннадцать часов до самого Лондона. Она закрывает глаза и пытается отрешиться от всего. Вспоминает первую встречу с Джимом, еще в тюрьме. Ту картину, что он написал: «Партнер по танцу». Сколько воды утекло с тех пор! А ведь это была его идея – записаться вдвоем на уроки сальсы.

В отличие от фургона, размышляет Франко, квартира в Марчмонте явно не в стиле Ларри. На этот раз он решает как следует рассмотреть просторное, светлое жилище с эркерными окнами: деревянные полы с отшлифованным защитным покрытием и изящная обстановка наводят на мысль, что его старый дружок в проекте оформления интерьера не участвовал.

– Классная хата, – отмечает Франко, разглядывая фотографии в рамках, создающие домашний уют.

Это портреты одного и того же мальчика – от новорожденного до лет семи. У мальчика озорная улыбка Ларри, но без подспудной злобы, которая, как подозревает Франко, видимо, появится с возрастом. А может, не появится. Бросается в глаза, что снимки тщательно отредактированы: из них убраны всякие следы присутствия матери. Отношения закончились хреновато, прикидывает он.

– Угу, норм, – соглашается Ларри, берет игровую приставку и включает большой телик с плоским экраном, к которому она подсоединена.

– Видать, дела классно идут, – говорит Франко.

Ларри поворачивается к нему лицом, минуту смотрит так, будто собирается соврать, но потом решает, что правда все же прикольнее.

– Выиграл в лотерею полтора лимона фунтов, – щерится он, и по его ослепительной улыбке Франко впервые врубается, что Ларри вставил себе зубы. – Думал, ни одной живой пизде не скажу, но кое-кто пронюхал. Я подумал, ты заценишь. Многие такие: «Почему именно ты?» – и начинают за то, куда я типа там должен был их потратить.

В ответ Франко безразлично пожимает плечами:

– Ты получаешь то, что получаешь, а не то, чего заслуживаешь.

– Так и знал, что ты это скажешь. – И Ларри сверкает большими белыми зубами, несуразными при его хлипком, худосочном телосложении. – У меня ж спидок, до смертинки две пердинки, но большую часть я вложил в фонд ради шпингалета. – Он поглядывает на фотки на серванте и на стене.

– Ништяк, – говорит Франко. – С маманей паренька еще видишься?

Ларри тут же поворачивается к нему:

– С этой блядью ебучей? Та она как пронюхала за выигрыш, сразу захотела, чтоб я вернулся. Послал ее к хуям! Сказал, хай не слухает всякую брехню за то, что у меня есть лавэ, или за то, что оно у меня было. Все достанется шпингалету, када подрастет. А сама не увидит нихуя, – зубоскалит он, расплываясь в улыбке. – Сказал, если будет напрягать, то огребет отдачу, сука, по полной. Пояснил, что на примете есть цыпы помоложе. – И он тычет пальцем в систему хранения под теликом, где полно коробок с DVD и на каждом корешке – одинокое женское имя. – Сам снимаю порнушку, – он сияет от счастья, – как этот говнюк Джус Терри!

– Терри у нас выбился в звезды, – говорит Франко, – а это все выглядит как-то стремновато.

– Угу, – соглашается Ларри, но вскоре снова погружается в игру, прерываясь, лишь когда звонит телефон в кармане куртки. Он достает трубу и уходит в кухню. – Привет… Ага…

Франко смотрит на экран телевизора и почти не слышит тихого голоса Ларри. Фрэнк никогда не понимал, в чем прикол всех этих игр. В памяти всплывает отголосок былого беспредела: как он хрястнул чувака мордой в стекло автомата «Астероиды» в пабе на Роуз-стрит. Да, было дело. Фрэнк пытается вспомнить, зачем он это сделал, но ничего путного не приходит в голову. Он берет приставку, когда на экране появляются ЛУЧШИЕ РЕЗУЛЬТАТЫ.

Как Ларри ни тужится, добиваясь рекорда, он далеко позади самого меткого стрелка. ШФБ – это наверняка Шон Фрэнсис Бегби.

Франко встает и подходит к шкафчику под теликом, смотрит на ряд самопальных DVD. Просмотрев имена девушек на корешках, берет коробку с надписью «Фрэнсис», вынимает диск и вставляет в гидравлическую щель проигрывателя. Компьютерная игра сменяется сценой с участием людей.

Снято хреново, с одной точки: два тела общим планом, одним кадром без монтажа – Ларри ебет Фрэнсис Флэнаган. Прокручивая запись на ускоренной перемотке, Франко врубается, что Фрэнсис упоротая. Он догадывается об этом по тому, как Ларри свободно укладывает ее в различные позы, закрепляет на ней бондаж и вставляет ей в рот шариковый кляп, а потом запихивает в нее какие-то приспособы. Фрэнк снова перематывает и ставит запись на паузу: Ларри присел на корточки у Фрэнсис за спиной, и на груди у него видна какая-то сыпь. Все настолько мерзко, что Франко трудно сохранить пофигизм: он поневоле вспоминает собственных дочерей. Какова вероятность, что они станут такими же, как Фрэнсис, – жертвами таких мужиков, как Ларри? Он раздраженно сглатывает желчь, выключает запись, вынимает диск и вставляет его обратно в футляр. Ему-то по барабану, если даже Ларри застанет его за просмотром, но лучше, наверно, чтобы тот не знал.

Ларри возвращается в комнату, мельком отмечая, что Франко стоит возле телика, и оба садятся на кушетку. Ларри снова берет в руки приставку.

– Старуха, – говорит он.

– Как она, ничево? – интересуется Франко, понимая, что Ларри врет.

– Все так же мозги мне выедает, ничё не меняется, – говорит Ларри, снова включаясь в игру. – Ты достань этого пиздюка Антона, Франко, – брякает он, стреляя в наступающего робота. – Сохатого могила исправит. Его-то тебе и надо.

Франко думает не об Антоне, а о своей матери Вэл, точнее, о похоронах, по случаю которых он последний раз приезжал домой. Вэл была добрая женщина, размышляет он, но все ее сыновья и муж были из рода Бегби и превратили ее жизнь в различные варики ада. Когда Элспет позвонила и сообщила о ее смерти, вспоминает Фрэнк, он хотел расплакаться, но так и не смог – это было странное желание произвести впечатление на Мелани, сжимавшую его руку в течение всего телефонного разговора. Порой бывает трудно вписаться в коллектив, рассуждает он, глядя на Ларри.