Может быть, наивно приписывать какую-то этику полицейским, которые лгут. Но я не верю, что люди идут на эту опасную и важную работу, чтобы быть вне морали. Более вероятное объяснение таково: некоторые полицейские видят в покрывании товарищей свою первейшую моральную обязанность — и правильное поведение, — каких бы этических жертв это ни требовало.

Ложь, даже под присягой, тоже, кажется, стала допустима для некоторых блюстителей правопорядка, если она помогает привлечь к ответу тех, кого они считают преступниками. «Лжесвидетельство полицейских в суде с целью оправдать незаконные обыски… обычный способ улаживать дела с судом по всей Америке», — признал бывший начальник полиции Сан-Франциско Питер Кин18. Мораль, возникшая, предположительно, из искреннего стремления гарантировать наказание преступнику и защитить товарищей, исполняющих трудную и опасную работу, выродилась до такой степени, что для отдельных стражей закона этическая истина состоит в том, что истина не важна.

Не менее тревожная групповая этика пустила корни среди бизнесменов. Но здесь речь даже не о том, превосходит ли одна нравственная добродетель другую, а о том, стоит ли вообще оглядываться на мораль. Похоже, в иных компаниях сотрудников мотивируют думать, будто поступки, которые бóльшая часть общества сочла бы низкими, этически нейтральны. В них нет никакой нравственной ценности, но и ничего аморального тоже нет.

«Мы все знали, что наши действия незаконны, — сказал Райнхард Сикачек, менеджер компании Siemens, признанный виновным в коррупции и рассказавший в суде, что в компании существовала черная касса для подкупа и взяток. — Но я как-то не задумывался, этично ли это. Мы делали это ради компании»19. Директора концерна Enron обманывали акционеров и налоговые органы и срывали поставки электроэнергии. Инженеры Volkswagen саботировали анализы выхлопов, которые проводились для защиты здоровья людей. Боссы Odebrecht подкупали политиков. Сотрудники Rolls-Royce больше 20 лет практиковали коррупционные схемы продажи. А в Wells Fargo самовольно завели клиентам более 3 млн счетов. Менеджмент Kobe Steel фальсифицировал данные экспертиз, касавшиеся металлических изделий, применяемых при сборке самолетов, вагонов, автомобилей и даже космических ракет. Можно предполагать, что люди, работавшие в этих прославленных компаниях, вряд ли собирались творить зло, но каким-то образом они пришли к мнению, что такие поступки в общем контексте деятельности их корпораций вполне допустимы.

Хотя инвестиционные банкиры обычно стараются соблюдать закон и выполнять многочисленные сложные требования, накладываемые финансовой системой, многие из них считают, что кроме этого у них нет никаких моральных обязательств. Если открывается возможность законно сделать деньги в ущерб клиентам, многие без раздумий на это идут. «Мне не по себе от того, насколько цинично люди рассказывают, как обдирают своих же клиентов», — писал о коллегах крупный банкир Грег Смит в 2012 г. в статье для The New York Times, озаглавленной «Почему я ухожу из Goldman Sachs»20. Йорис Лейндейк интервьюировал сотни банковских служащих в лондонском Сити: «Люди из отдела управления рисками и соблюдения норм, из правового департамента и из внутреннего аудита говорили мне, что вопрос всегда один: как обмануть систему, не нарушив правил… Банкиры хотят знать, законно ли то, что они делают, и, если ответ положительный, на этом тема исчерпана»21.

Каждая из упомянутых групп выстроила свой набор моральных истин, заметно расходящийся с общепринятым. Значит, этические правды субъективны и подвержены переменам, а группы с особыми нравственными установками могут действовать совсем не так, как мы. Нам нужно, чтобы военные были готовы убивать, а санитарные власти ставили превыше всего интересы общества, но мы, разумеется, тревожимся, когда другие группы, от которых мы зависим, заметно отклоняются от привычной нам морали.

Бизнесменам тоже не помешала бы осмотрительность. Какие бы немедленные выгоды ни несло взращивание в сотрудниках альтернативной морали, если компания заметно отходит от этических ценностей, исповедуемых широким обществом, рано или поздно она от этого серьезно потеряет: в ценности бренда, в персонале, в отношениях с властью. Это тем вернее в эпоху соцсетей, когда компания может враз лишиться репутации, если ее представители покажут, что не уважают принятых в обществе моральных установок.

Если появляется вредная групповая мораль, следует всеми силами постараться ее изменить.

Формирование морали

ЛГБТ-сообщество Лос-Анджелеса первым обратилось к такой тактике информационной кампании, когда человеку предлагают увидеть вещи глазами кого-то совсем на него не похожего. Эффективность этого подхода сегодня подтверждена научно. В одном эксперименте 56 опросчиков обошли 501 дом и в течение 10 минут объясняли хозяевам, как несправедливо общество к индивидам, сменившим пол, а затем просили людей вспомнить случаи, когда несправедливо относились к ним самим. Ученые обнаружили, что взгляды людей на трансгендеров после подобных бесед изменились существенно и надолго.

Стимулируя своих собеседников к эмпатии, активисты из лос-анджелесского ЛГБТ-центра меняют моральные истины. Эта техника много древнее ЛГБТ-движения. Философы и церковники веками пытались менять собственные этические воззрения, ставя себя на место ближнего. В XX веке философ Джон Ролз говорил, что единственный честный способ задать принципы справедливости — сделать это «из-под вуали неведения»: когда мы не знаем своей роли в обществе (мужчина или женщина, белый или черный, узник или тюремщик, богач или бедняк), мы оптимально предрасположены задавать правила, которые будут управлять всеми. Мысленный эксперимент с «вуалью неведения» заставляет нас вообразить, каково это — быть кем-то другим. Как писал театральный режиссер Ричард Айр, «перемена начинается с осознания, а осознание начинается с отождествления себя с другим — иначе говоря, с эмпатии»22.

Эмпатия — важнейший инструмент для любого лидера, стремящегося изменить моральные ориентиры в своей организации. Начальнику полиции, решившему изменить баланс между лояльностью и правдивостью, разумно будет заставить своих подчиненных поразмышлять о последствиях их лжи для тех самых людей, которых они должны защищать. Полицейский, вынужденный немалое время думать и говорить о том, каково это — из-за лживых стражей закона попасть без вины в тюрьму или под всеобщее осуждение, впредь будет менее склонен лгать даже в поддержку товарищей. Это не панацея: найдутся такие, кто не сможет или не станет отождествлять себя с жертвой или по природе слишком равнодушен, чтобы как-то менять свое поведение. Но даже если меньшая часть людей изменит свое мнение, это сдвинет дело с мертвой точки, и моральные установки в подразделении начнут меняться. Фильмы вроде «Гордости», «Чумовых бот» и «Угадай, кто придет на обед» показывают, как один или два первопроходца могут изменить предубеждения — или моральные правды — широких групп.