Когда позицию нашей группы в том или ином нравственном вопросе подвергают критике, мы будем ее защищать (даже если сами в ней засомневались), тем самым защищая группу и оправдывая свое в ней членство. И даже суть своей группы в противоположность другим группам мы можем определять по конфликтующим моральным истинам. Этические противоречия типа «мы и они» усугубляют раскол между разными сообществами, особенно когда мы считаем другие группы аморальными, а значит, в каком-то смысле заслуживающими притеснения.

Отдельные группы могут придерживаться моральных истин, весьма отличных от тех, что приняты у общества, в котором эти группы существуют. Такой раскол может сложиться постепенно, в результате медленного дрейфа относительно изолированных групп, но чаще оказывается итогом сознательных действий лидеров или авторитетов, по тем или иным причинам стремящихся придать своей группе специфическую моральную ориентацию. Христианство выросло из небольшого собрания историй, в которых Иисус призывает своих последователей видеть вещи иначе, чем видит остальное иудейское общество. «Око за око» казалось вполне справедливым подходом, пока Иисус не поставил прощение выше справедливости — «подставить другую щеку». Сильные коммуникаторы умеют убедить целые сообщества принять новые моральные истины.

Одна из моральных истин, имеющая все основания считаться универсальным этическим законом, такова: мы не должны убивать себе подобных. Но при этом большинство сообществ зависит от особых групп внутри них, готовых убивать по приказу. Таких людей мы называем солдатами и стремимся внушить им моральную истину о том, что при определенных обстоятельствах убивать нужно. Задача непростая. Исследование, проведенное во время Второй мировой войны бригадным генералом Сэмюэлем Маршаллом, показало, что в бою меньше четверти американских солдат стреляли по врагу. «Страх убийства, а не страх быть убитым, — писал Маршалл, — оказался преобладающей причиной неспособности вести бой»15.

В наше время есть разные методы, которыми солдат готовят убивать. На учениях рекруты постоянно бьют штыком и расстреливают образы солдат вероятного противника. Специальными упражнениями в них тренируют агрессию, создают огрубляющие условия жизни. Но моральное переосмысление убийства достигается с помощью слов. В армии применяют другой словарь: убийство на поле боя — не злодеяние, и даже глагол «убить» звучит редко. Говоря о враге, военные скорее применят глаголы «уничтожить» или «положить». Убийство вражеского солдата, который и сам может убить тебя, подается как самозащита. Но прежде всего убийство врага — это долг солдата перед обществом. «Убить в бою вражеского солдата не только морально допустимо для военнослужащего, — пишет Пит Килнер, преподаватель философии из Военной академии США в Вест-Пойнте. — Он морально обязан применять силу, когда это необходимо для защиты прав людей, которые от него зависят»16.

Чиновники из здравоохранения не разделяют моральных истин, которых придерживается большинство врачей и медперсонала. Служащие, чья обязанность — думать об эпидемиях и масштабных угрозах здоровью людей, должны просчитывать риски и ресурсы в интересах всей страны, а врачи в клиниках сосредоточены на здоровье и благополучии отдельных личностей. Соответственно, медицинский чиновник может распорядиться нормировать дорогие лекарства, экономить антибиотики, ограничивать личную свободу и насильственно удерживать в карантине тех, кто контактировал с инфекцией, даже если от этого какие-то пациенты пострадают. Врач в больнице, наоборот, будет всеми силами стараться не причинить пациенту вреда и страданий, даже если обществу придется понести из-за этого траты или рисковать. Устойчивость к антибиотикам не стала бы такой проблемой, если бы врачи, выписывающие рецепты, отдавали обществу приоритет над отдельным пациентом.

Тысячи и тысячи людей работают во Всемирной организации здравоохранения, в центрах контроля и предупреждения заболеваний и в подобных государственных структурах по всему миру. Чтобы исправно делать свою работу, им нужно придерживаться моральных норм (или выработать такие нормы), которые ставят интересы населения в целом выше интересов любой отдельной личности. В экстренной ситуации, например в случае эпидемии Эболы, это может означать, что ради спасения многих кого-то придется обречь на гибель. Большинство из нас постаралось бы держаться подальше от семейного врача, разделяющего столь прагматичную мораль.

Группа гарвардских ученых под руководством психолога Джошуа Грина предложила чиновникам из системы здравоохранения сделать выбор в ряде этических дилемм и обнаружила, что должностные лица, как правило, выбирают более утилитарный подход, чем врачи (да, в сущности, и мы все). Представители государственного здравоохранения скорее оказались готовы в предложенных им гипотетических сценариях пожертвовать благополучием одного человека ради спасения нескольких.

Но даже в сообществе санитарных чиновников сосуществуют конкурентные моральные правды. В развитых странах серьезную угрозу общественному здоровью составляют, например, курение и неправильная диета. Многие санитарные чиновники считают этичным и справедливым установить для обуздания этих бед правовые ограничения, в том числе дополнительные налоги и отказ в государственной помощи курильщикам и страдающим ожирением. Другие придерживаются моральных принципов либерального философа Джона Стюарта Милля, который писал: «…каждый член цивилизованного общества только в таком случае может быть справедливо подвергнут какому-нибудь принуждению, если это нужно для того, чтобы предупредить с его стороны такие действия, которые вредны для других людей, — личное же благо самого индивидуума, физическое или нравственное, не составляет достаточного основания для какого бы то ни было вмешательства в его действие[17]»17. Сторонники этой позиции поддерживают запрет курения, чтобы снизить вред от пассивного курения, а не для того, чтобы отучить от вредной привычки самих курильщиков; они не поддержат никаких принудительных мер по улучшению диеты взрослых людей, а вот их более авторитарные коллеги порой призывают к введению налога на сахар и установлению нижнего лимита цен на алкоголь. Дальнейшие моральные разногласия возникают, когда встает вопрос о справедливости: должно ли общественное здравоохранение что-то делать для сглаживания неравенства в здоровье и санитарии или просто улучшать общественное здоровье в целом.

Мы готовы понять, почему солдаты и санитарные врачи должны придерживаться иной этики, чем остальное общество. Строго говоря, мы впрямую требуем этого. В прочих случаях групповые моральные истины вырастают из того, что широкая общественность отвергает.

Полиция южного Йоркшира подвергается резкой критике за групповую мораль, которая, кажется, доминирует во многих полициях мира. После трагедии на стадионе Hillsborough в 1989 г., когда во время футбольного матча погибло 96 человек, йоркширская полиция раз за разом покрывала промахи, допущенные ее сотрудниками во время этих событий, и пыталась возложить вину за возникшую давку на пьяных и буйных болельщиков. Полиция, похоже, ценит лояльность к товарищам по оружию выше правды и справедливости. В США моральный кодекс полиции, ставящий честь мундира выше правды, известен под названием «синяя стена молчания».