Последний вопрос, который следует поставить в связи с темой сельского населения, это вопрос о материальном положении жителей деревень. Дать на него достаточно полный и общезначимый ответ также не представляется возможным. Единственная провинция, относительно которой нам известны многие детали повседневной сельской жизни, это Египет. Данные археологических раскопок в египетских деревнях и тысячи документов, там найденных, свидетельствуют о том, что ни о каком улучшении экономического положения египетских феллахов в период римского господства не было и речи. В первые десятилетия этого периода благосостояние Египта пережило значительный подъем, но он продолжался недолго. Для новой египетской аграрной буржуазии он оказался более длительным, чем для крестьян государственных поместий и арендаторов в крупных поместьях землевладельцев. Положение арендаторов постоянно ухудшалось. Условия, в которых жили массы египетского населения, были намного ниже нормального среднего уровня. Налоги были непомерно большими, их сбор проходил жестоко и несправедливо, принудительные работы были тяжким бременем для крестьян, а честность государственных чиновников чаще всего оставалась лишь благим намерением. Поэтому неудивительно, что недовольство все больше и больше росло, а благосостояние страны снижалось. Уже в начале II в. и даже в конце I в. все чаще встречаются упоминания о том, что деревни отказываются платить налоги или работать и что они прибегают к давно испытанному средству египтян — забастовкам; иначе говоря, крестьяне покидали деревни и скрывались в болотах нильской Дельты. Нет ничего удивительного и в том, что беглецы при первом же удобном случае были готовы поднять мятеж и что им симпатизировали многие их товарищи по злосчастной судьбе, оставшиеся в деревнях. Нам мало что известно о восстании евреев в Египте и Киренаике при Траяне. По официальной версии, египтяне помогали правительству подавлять это восстание. Но я больше склонен предполагать, что правительство поддержала буржуазия — греки и эллинизированные местные жители, в то время как евреи получили подкрепление от тех, кто скрывался в болотах, и, возможно, также от их феллахов. В пользу такого предположения говорит то, что вскоре после еврейского восстания и Адриан и Антонин Пий столкнулись в Египте с необходимостью подавления новых восстаний, и на сей раз восставшими уже были не евреи. В масштабах огромной империи подобные мятежи были несерьезны, но в смысле настроений египетских феллахов эти факты в высшей степени показательны. Как известно, действительно большое восстание произошло при Марке; это было движение пастухов (буколов), подавить которое оказалось совсем не легко.[105]

Был ли Египет исключением? Было ли положение трудящихся классов в равнинных областях других земель империи лучше, чем в Египте? Ответить на этот вопрос не представляется возможным. Речи Диона Хрисостома и упомянутые выше материалы, свидетельствующие об антагонизме между сельскими πάροιχοι в некоторых городах Малой Азии и городскими землевладельцами, описания крестьянской жизни в Палестине, содержащиеся в Евангелиях и других источниках того же времени, в которых предстает далеко не идиллическая картина и явственно выступают жестокая нужда и угнетение, крестьянское восстание в Галлии под предводительством Марика в I в., крестьянское восстание в Дакии и Далмации во время военных походов Марка Аврелия — все эти факты говорят о том, что положение крестьян и там, где с ними обращались почти как со свободными людьми, и даже там, где большинство крестьян были по-настоящему свободными, по-прежнему было не намного лучшим, чем в Египте.[106] Прямых указаний на это положение почти нет. Впечатление, которое складывается при чтении некоторых надписей, найденных в деревнях, скорее, следующее: благосостояние росло, и у жителей деревень преобладало мирное настроение. Как правило, деревня в I и II вв. безмолвствовала. Если же раздавался ее голос, то лишь для славословий цезаря. Но мы не должны забывать, что это был голос сельской аристократии, а не крестьянских масс.

Завершив наше описание римских провинций, обратимся к вызывающему столько споров вопросу, который ставит перед нами относительно слабое развитие римской промышленности по сравнению с торговлей и сельским хозяйством. А именно: как случилось, что промышленность в древности не достигла такого же высокого уровня развития, какой она имеет сегодня? Почему в Древнем мире не была проведена индустриализация и почему в Римской империи не применялись капиталистические формы, существующие в промышленности нашего времени?

Ответ, который дают на этот вопрос ведущие специалисты в области истории экономики — К. Бюхер, Дж. Сальвиоли и М. Вебер,[107] состоит в том, что промышленность не могла развиться потому, что Древний мир так никогда и не освободился от форм примитивного ведения ойкосного хозяйства и не достиг тех высоких стадий, которые характерны для нашего сегодняшнего экономического развития, — стадий городской и государственной экономики. Даже признавая фазы экономического развития, определенные Бюхером, — домашнее хозяйство, городское хозяйство, государственная экономика и мировая экономика, хотя эти фазы более чем спорны, — я все же считаю, что диагноз специалистов по национальным экономическим системам применительно к античности неправомерен. Конечно, от Древнего мира и особенно от Римской империи сохранилось большое количество свидетельств о развитии домашней промышленности, причем и в больших поместьях, владельцы которых проживали где-то на стороне, и в крестьянских хозяйствах, — их больше, чем во многих современных государствах XIX и XX вв. Но эти примеры ойкосного хозяйства являются не более чем реликтами. Местная индустрия и в Италии, и в провинциях ограничивалась прядением и ткачеством, которыми люди занимались преимущественно в своих домах. Все прочие потребности удовлетворялись с помощью рынка: сельскохозяйственные орудия, гончарные изделия, светильники, гигиенические средства и косметику, украшения, одежду и т. п. деревенские жители сами не изготавливали. Раскопки, произведенные на скромных деревенских кладбищах, дают тому неоспоримые доказательства. Поэтому не может быть и речи о преобладании ойкосного хозяйства на всем пространстве Древнего мира ни в одной из стадий его развития. Домашнего хозяйства в чистом виде не было даже в ранний период развития восточных монархий, а с прогрессом восточной и греко-римской культуры оно постепенно исчезло и из обширных регионов Европы, Азии и Африки. Следовательно, напрашивается вопрос: почему ойкосное хозяйство все еще кое-где сохранялось в виде реликтовых остатков даже после того мощного процесса экономического развития, который развернулся в эпоху цезаризма, и почему капиталистическая индустрия не удержалась на том пространстве, которое она, вслед за постепенным продвижением грековосточной культуры, завоевала вначале на востоке, затем в Греции и, наконец, в Римской империи? Почему у индустрии оказалось недостаточно сил, чтобы вытеснить эти реликты, почему они, напротив, постепенно сделались определяющим фактором экономики Древнего мира? В последнее время исследователи усматривают причину слабости античной индустрии в существовании рабского труда.[108] Они аргументируют это тем, что дешевизна рабского труда, покорность рабов и неисчерпаемость этого резерва рабочей силы и соответственно постоянный рост численности работающих избавляли от необходимости изобретать машины, сокращающие затраты труда, и, следовательно, исключалось создание фабрик. Против этой теории можно возразить, указав на то, что античная промышленность достигла пика своего развития в эпоху эллинизма, когда она всецело основывалась на труде рабов. Упадок промышленности начался в эпоху римского цезаризма, когда рабы стали постепенно вытесняться все более возрастающей массой свободных рабочих. Вместе с тем довод о неисчерпаемости рабочей силы и о том, как эти труженики были настроены, основан на явном преувеличении. Установлено, что рабский труд отнюдь не был дешев; рабы, как показывают восстания, вовсе не были покорными, а цены, которые приходилось за них платить, в целом были весьма высокими. Если забастовки случались редко, то причиной этого был общий низкий уровень промышленности, а не покорность рабочих и не тот факт, что использовались рабы. Откуда же возник вывод о том, что труд рабов должен был помешать предприимчивым хозяевам мастерских внедрять технические усовершенствования, чтобы тем самым обеспечить производство более дешевой и качественной продукции? Ведь совершенно очевидно, что упадок промышленности начался именно в тот момент, когда одновременно с застоем в развитии чисто научных исследований приостановилось и развитие техники, и этот факт невозможно объяснить только использованием в промышленности рабского труда. Поэтому причины упадка промышленности Римской империи мы должны искать в каких-то других обстоятельствах.