Третий весьма важный момент, который следует отметить, это повсеместно проявившаяся тенденция к концентрации земельной собственности в руках немногочисленных владельцев, проживающих в городах и принадлежащих к высшим кругам имперской аристократии, во главе которых стоял сам цезарь. То, что раньше было характерным только для Италии и Греции, теперь стало типичным для всех провинций: земля находилась в собственности горожан, которые, не будучи на практике земледельцами, видели в земельной собственности только форму помещения капитала. С другой стороны, под влиянием тогдашних условий объем земель, находившихся в государственной собственности, значительно возрастал, земли на рынок не поступали и все больше сосредоточивались в руках цезаря. Все это означало не что иное, как постепенный возврат к той форме землевладения, которая существовала во многих монархиях эпохи эллинизма и в восточных царствах.

Параллельно с концентрацией земельной собственности в руках городской буржуазии, имперской знати и государства всюду в Римской империи постепенно стали исчезать мелкие свободные землевладельцы, проживавшие в племенных общинах, деревнях или городах. В Италии и Греции они были низведены до уровня арендаторов и тем самым вытеснены в более низкий социальный слой. В Италии они являлись римскими гражданами, однако в экономическом и социальном отношении занимали весьма скромное положение. В Галлии к бывшим клиентам богатой аристократии относились как к низшему классу, который не имел права участвовать в публичной жизни общин; и в городах и в поселениях это право принадлежало исключительно богатым землевладельцам. То же справедливо относительно придунайских земель, однако здесь существовали процветающие комплексы деревень с общинами, где земля, которую обрабатывали крестьяне, принадлежала им самим, а не арендовалась у богатых горожан. В Малой Азии подавляющее большинство всех землепашцев были либо гражданами с ограниченными правами, жителями греческих городов, арендовавшими землю у самих городов, владевших общинной землей, либо наполовину свободными людьми; они работали в цезарских доменах или в поместьях храмов. Более благополучным было положение некоторых племен горцев и деревенских жителей в Сирии и Палестине. В Египте, где частная собственность на землю если и была значительно распространена, то исключительно среди греков и римлян, феллахи по-прежнему оставались на той ступени социальной лестницы, на которую их поставили при Птолемеях, а именно занимали некое среднее положение между зависимостью и арендными отношениями, причем преобладали все-таки последние. И наконец, в Африке большинство населения не жило на собственной земле и гнуло спину на цезарей и его откупщиков или на представителей городской буржуазии.

Возрастание численности крупных аграриев, живших вдали от своих поместий, уменьшение числа мелких собственников и превращение их в арендаторов никоим образом не способствовали улучшению методов ведения сельского хозяйства и даже поддержанию его на прежнем высоком уровне, которого оно достигло в прекрасно организованных и эксплуатировавших труд рабов поместьях периода эллинизма и ранней империи. В Италии системное сельское хозяйство постепенно пришло в такой упадок, что собственность на землю выскользнула из рук местной городской буржуазии и приобрела форму латифундий имперской знати. Но в провинциях — в Египте, Африке, Сирии, в кельтских и иллирийско-фракийских землях — все-таки по-прежнему преобладал тип предприимчивого хозяина, «agricola bonus», или, лучше сказать, теперь он заявил о себе в полный голос, — особенно это касается придунайских областей, Египта и Африки. Тип землевладельца, который в течение некоторого времени здесь преобладал, нам хорошо знаком: это хозяева помпейских villae rusticae I в. по Р. X., выше были приведены их многочисленные примеры. Однако повсеместное приумножение цезарских поместий и возникновение зажиточной городской буржуазии — класса земельных магнатов, притязавших на гораздо большее, чем просто скромная роль «доброго земледельца», — привели к тому, что упадок сельского хозяйства, бывший отличительной особенностью Италии, распространился уже и на провинции.

Наконец, в нашем очерке было показано огромное значение для всей империи вообще сельского населения, основу которого составляли арендаторы и мелкое крестьянство. Вместе с рабами и городскими ремесленниками они являлись трудящимся слоем Римской империи, под руководством городской буржуазии производившим товары, в которых нуждались два главных потребителя — города и цезарская армия. Численность сельского населения значительно превосходила совокупную численность горожан, буржуазии и рабочих. Мы не располагаем статистическими данными, но достаточно взглянуть на карту Римской империи и сделать несложный расчет: нужно выяснить, сколько требовалось рабочих рук, чтобы обеспечить, во-первых, пропитание сельского населения и горожан, а во-вторых — экспорт продовольствия за рубеж, и тогда становится понятно, что сельское население, занимавшееся земледелием, составляло большинство населения империи. Римская империя, разумеется, была в высокой степени урбанизированным государством; если рассмотреть формы ее экономической жизни и учесть покупательную способность населения, то можно с уверенностью сказать, что она была урбанизирована даже чрезмерно. Несмотря на это, поглощения сельского населения городами не происходило, даже если понимать под этим процессом только взаимодействие селян с городской культурой. Культура оставалась достоянием городов. Жизнь сельских общин проходила в самых примитивных условиях. У них не было ни школ, ни гимнасиев, ни палестр, ни своих библиотек, а города, все это имевшие, были далеко. Все, чем владели сельские общины, были одна или несколько скромных капелл, посвященных местным божествам, да иногда еще — термы или амфитеатр. Конечно, селяне немного учились латыни и греческому, может быть, даже умели читать и писать. Чтобы представить себе, какими были эта латынь и этот греческий, достаточно прочесть несколько надписей, которыми увековечило себя сельское население придунайских провинций или Малой Азии. Прогресс шел медленно, даже очень медленно. Города не уделяли внимания потребностям деревни, у них хватало своих забот, ведь им нужно было обеспечивать для себя всевозможный комфорт, и поэтому для деревень просто не оставалось денег. Сами же деревенские жители были бедны, так что улучшить свои жизненные условия самостоятельно они тоже не могли; кроме того, они, как правило, были очень плохо организованы. Именно по этой причине жители сел все еще говорили на своих наречиях — иберийском, кельтском, иллирийском, фракийском, фригийском, лидийском, сирийском, египетском, финикийском или берберском, тогда как в городах устная и письменная речь была почти исключительно латинской и греческой.

В политическом отношении сельское население ни в чем не было уравнено с горожанами, причем правовой статус городов не имел значения, и было безразлично, идет ли речь о римских колониях, municipia или civitates stipendiariae (последние, впрочем, со временем исчезли), во всяком случае аристократия во всех civitates stipendiariae имела латинское или римское гражданское право. Сельское население провинций принадлежало к классу peregrini, к нему же относились немногие римские граждане, случайно ставшие жителями деревень и образовавшие там сельскую аристократию, а также отдельные неудачники, опустившиеся на уровень арендаторов. О правовом положении этого класса нам известно очень мало. По-видимому, он охватывал различные категории населения. Такое положение, несомненно, имело место в Египте; высший класс peregrini здесь составляли александрийцы, далее шли греки, проживающие на селе, и низшим классом были феллахи, коренное крестьянское население. Была ли такая структура исключительно египетской или она существовала и в других землях Римской империи, в частности на востоке, неясно. Мы не будем останавливаться на этом вопросе. Как известно, он представляет собой предмет оживленной дискуссии, связанной с дополнениями и истолкованиями фрагментов эдикта Каракаллы, который был обнаружен в Египте.[103] Дать исчерпывающий ответ на этот вопрос едва ли возможно, тем более что упоминание в этом документе о dediticii, причем явно в связи со знаменитым эдиктом Каракаллы, по которому всем жителям Римской империи давались права римского гражданства, по-прежнему остается загадкой. Гипотезу, согласно которой dediticii были египетскими сельскими жителями, последние изыскания по данной теме не опровергают. Далее мы еще вернемся к этому вопросу. Как бы то ни было, определенно известно, что в I и II вв. по Р. X. в провинциях Римской империи численность peregrini значительно превосходила численность латинских и римских граждан, что они составляли большинство населения не только в городах, но и в сельской местности и представляли собой, во всяком случае на востоке, низший слой неримского населения.[104]