которого он выпаливает:

— Они стали губками.

Поднимаю глаза туда, где должно оказаться его лицо. Образы черт лиц одна за другой маячат в моей голове, жаль, что не помогают удовлетворить любопытство. Я хочу его увидеть. Увы, риски тоже иногда оказываются вредными.

— Куда ни гляну, каждый впитывает в себя все, что им говорят другие. Из этого они строят столько нелепых гипотез, учат нас, как правильно делать. И все при этом лгут. Что, в конечном счете, влияет на их менталитет.

— В каком смысле?

— Понимаешь, любая ложь может принести за собой две другие, две другие ― четыре. Это будет бесконечно. Люди верят, ищут в них свое пророчество, рассказывают другим. Это как копаться в чужом белье. И если они будут продолжать так делать, каждый день, изменяя своим принципам, просто перестанут существовать со своим личным мнением. Перестанут быть индивидуальными.

— Ты и, правда, много читаешь, ― смешок искривляет мои губы. После серьезнее добавляю: ― Ненавижу таких людей. Они похожи на попугаев.

— И я о том же, ― расслабленно поддерживает и оказывается рядом со мной. Я это почувствовала.

Между нами прокладывается целый мост из единых взглядов. Мы похожи. Даже очень, пусть я мало о нем знаю.

— А тебя?

Вздрагиваю от тягучего голоса, нависающего надо мной. Парень явно выше меня.

— Притворство.

— Именно поэтому ты оказалась впервые здесь?

— Да. Изо дня в день мне приходиться видеть постанову, ― запрокидываю голову и даю весеннему солнцу ущипнуть кожу лица. Теплота прогоняет агонию тьмы, вместе с тем уходят переживания. ― Лицедеи. Те, кто принимают на себя выведенную им роль. Самое паршивое, люди этого не замечают. Сливаются, как тень со своим хозяином, в одно целое, забывая рамки и свою жизненную философию.

— Расскажи, что тебя беспокоит. Обещаю, я никому не расскажу.

Сглатываю ком, припоминая минутами ранее, когда гнилые руки трогали меня, что лучи солнца больше не казались пушистыми лапками. Они кололись. Выпрямляюсь, тру шею руками и смотрю в одну точку, дрожа всем телом. Какой бы отчаянной я не была, все же в этом есть свои плюсы, ― мне выпадают новые возможности для неутраченного спасения. Возможно, сегодняшняя встреча с ним и есть разгадка головоломки, мне только следует рассмотреть попытки с другого угла.

— Там, где я живу… Раздоры стали неким символом. Когда я туда впервые попала, все казалось облачным и обычным для любого ребенка, но власть может меняться, если ей дать раздолье. Представь, большая территория и густо заселенная, разойтись будет вдоволь шайки, пишущая свой регламент. Они над нами глумятся. Бьют, режут, насилуют, будь не по ним.

— За что они так с вами? ― непонимающе вопрошает.

— Лидерство. Дай слабину маленькому ребенку, и ты не заметишь, как окажешься под ним.

— Кто-нибудь с этим борется?

— Все страшатся их гнева. Кроме меня.

— Наедине с ними! К тому же, ты девушка. Ты можешь пострадать.

Кривлюсь в лице, будто в лицо ударили. «Ты девушка!». Это о чем-то должно говорить? Видимо, должно нести какую-то курду в виде «будь прилежной и послушной», увы и ах, с моим дерзким нравом это не вписывается. Чхать я хотела на принадлежность женских органов.

— Я уже.

Молодой человек без объяснений понимает суть сказанного. Я улавливаю по свистящему тяжелому вдоху.

— Тогда ты должна держаться от них подальше!

— Как? Мне что, взять все и бросить? Ты не видел, какие условия создаются для выживания. Не видел, через что проходят остальные, дабы получить милостыню за свое неповиновение! Я желаю найти им покой, прекратить вакханалию, открыть ворота, лишь бы показать мир, которым нас запугивали.

Пальцы путаются в волосах, впиваются в голову, начиная массировать до головокружения. Я много пробыла под солнцем, могу без проблем заработать солнечный удар. Сжимаю губы, так как очередные слезы вновь прорываются сквозь туман боли.

— Прости. Прости, ― неуклюже извиняется и делает шаг, отчего рельеф его фигуры проскальзывает сквозь ткань. ― Прости. Я понимаю твое стремление спасти всех. Помочь ни в чем неповинным. Но и ты прими ту реальность, что пострадаешь намного сильнее, нежели они.

— Знаю, ― шепчу пересохшими губами и обнимаю себя. ― Мне плевать на это.

— Эй, не говори так о себе. Ты еще молода, тебя ждет хорошее будущее, ежели ты здесь и сейчас же не заткнешься!

— Ты не мой папа…

— А ты не моя мама.

Сквозь слезы надрывно тихо хохочу.

— Прежде чем кидать себя в пекло, четко подумай, есть ли другие варианты развития событий. На одном свет клином не сошелся.

— Что ты предлагаешь?

— Самым эффектным есть и будет ― уничтожение сердцевины.

— Туда проникнуть не так-то просто, ― мотаю головой. ― Тоже проигрышный вариант.

— Не опускай руки до того, пока сама в этом не убедишься, сумасшедшая. ― С губ парня последнее слово срывается крайне мило. Мне хочется его слышать снова и снова, воспроизводить на старом потрепанном магнитофоне. ― Видишь мою ладонь…

Не сразу соображаю, к чему он клонит, пока он не протягивает свою руку из-за простыни. Гляжу на нее немигающее, с опаской и возжеланием прикоснуться к нему, ощутить градус, вырабатывающийся организмом. Помимо смуглой кожи примечается голубая кофта, исчезающая за краем ткани. Ногти аккуратно сострижены, под ними прослеживаются тоненькие линии грязи. Фаланги пальцев длинные, худые, на фоне моей кажутся огромными.

— Дотронься до меня, ― аккуратно просит, заставив затаить дыхание.

Не мешкая, медленно тяну к нему свою ладонь, расправляю пальцы, чтобы за секунду переплести с его. Неземная реакция окутывает меня с ног до головы. Его ладонь оказывается мягкой, большой и в то же время надежной. Словно ему можно верить, с ним не страшно будет идти, он не такой как они. Расслабление приходит вместе с порхающим послевкусием, отчего я чуть сильнее переплетаю с ним наши руки.

— Чувствуешь…

Что чувствую?

— Я живой. Во мне стучит сердце, течет кровь…

Мое рвется из груди. Что со мной такое?

— Мне хочется всему миру доказать, что я есть. Настоящий и со своими идеями. И я буду к этому стремиться. Как и ты.

Дурацкое решение приходит сразу. Глупо такое говорить первому встречному, да вот…не могу унять странное покалывание, будто на этом наша встреча не закончена.

— Давай дадим клятву, ― другой рукой убираю за уши волосы, облизываю губы и невольно становлюсь еще ближе. Моя грудь соприкасается с рельефно твердой стеной. ― Что бы не случилось с нами в будущем, мы найдем друг друга в этом хаосе, когда будем уверены в своей победе.

Мне чудиться, как его губ касается блаженная сияющая улыбка.

— Когда уничтожим зло.

— Когда спасем себя.

— Когда…станем счастливыми.

После