Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты собираешься делать? — После минутного молчания прокашливается. — Переспите и разбежитесь как в море корабли?
Тяну безмолвное переглядывание. Не уверен, что с этой девушкой я проведу одну ночь.
— Ты же у нас не плейбой и не папа римский.
— К чему ты клонишь? ― устало вздыхаю и, поставив локоть на подставку, упираюсь указательным пальцем в висок.
— Благотворительностью будешь заниматься, дружище? Знаешь, филантропы мне даже нравятся, как минимум спущенка прибыльная, ― тянет последнее слово.
— Придурок, ― бурчу себе под нос, пока тот тихо посмеивается над моим тухлым видом. ― Вали уже к себе, тебя заждались. От тебя толку ноль.
— Меня никто дома не ждет, кровать не греет.
— Очередной крестик в твоем послужном списке?
— Прикинь, ― тянется за конфетой, лежащей в неглубокой вазочке в виде бокала (держу на всякий случай, если решаю дела дома), ― она меня бросила. Она! А должен был я. Мы были в душе, она говорит, мол, сделай со мной что-нибудь плохое.
— А ты что? ― хмыкаю, продумывая, какую глупость мог сотворить этот идиот, коль девушка сама согласилась, по своему собственному выбору, убежать от парня.
— А чего я? Брызнул ей шампуня в глаза.
— Чего?! ― сам не ожидал от услышанного, приподняв брови.
— Я же не понял намека на грязный секс, ― монотонно оправдывается друг, при этом пережевывая жвачку и чавкая на всю комнату. ― Девушка пискнула, побила меня, задела моего рыцаря и убежала. Больше я о ней не слышал, кроме как матов в сообщениях.
Парень достает со штанов мобильник, усердно ищет что-то в нем, тянется через весь стол, поворачивая ко мне экран. Читаю длинное сообщение, умещающееся в одно предложение, где смысл имеют только одни сравнения. Из всего этого я понял, он отстой, имбицил, кретин и так далее…
— Не поверю, что у тебя могут быть дети, Ник. Ты угробишь их.
— У меня уже есть.
— О, нет, дружок. Пошел нахер! Я не самоубийца, чтобы Варя превратилась в твое зеркало. Давай! Иди!
— Бессердечный сукин сын ты, Сема, ― наигранно хнычет, подрывается с места и мчится к двери. Он сам уже грезит моментом, когда сбежит и найдет новую пассию в попытке обрести счастье. Романтик из него хреновый, учитывая, что каждая собака знает его в разных точках Москвы и относится к нему, как к стриптизеру. ― По поводу твоей девицы, ― уже в дверях останавливается, ― я бы не стал за ней охотиться. Как-никак вы оба завязаны в своих проволоках, нужна ли вам пыточная в придачу? Но…мы-то с тобой знаем, что черт с два ты прислушаешься к сахарной морали.
Дерзко ухмыляюсь. Никита как никто другой видит меня насквозь, не читает нотации, а принимает все мои стороны, потому что сам мыслит на моем уровне, пусть и не женат.
— Я и кофе ждут тебя на кухне.
Остаюсь один в кабинете. Вскидываю глаза к потолку, выделывая на нем кляксы из того, как предприниму следующие попытки догнать мисс недотрогу. Сколько бы Катька не пряталась, это не послужит спасением. Мы оба знаем, для сущего выигрыша — мы должны проиграть. Нам всего-то не хватает найти триггер, надавить на упертую кнопку, запустив обратный отсчет.
Меня тянет к ней. Тянет к чему-то запретному. Самое отстойное, я не сопротивляюсь. Я не знаю, считалось ли это недостатком сексуальной озабоченности или было непреодолимым желанием обладать кем-то, кто не отвернется от меня при первой возможности. Я всего-то слушал внутренний зов. Внутреннее чутье, шепот, словно после столкновения с враждующими инопланетными расами разрываешься от неконтролируемой суперсилы11. Это течет в жилах, распарывает кожу, оголяя наэлектризованные нервы, перерождаясь в зычную негу, что не тянет твои стоп-краны. А следовало бы.
Катя-Катя. Твоя подоплека не оправдывает моих демонов. Почему? Потому что они неуемно выплясывают с твоими.
8 лет назад
Катя
Я бегу изо всех сил, стараясь не оглядываться назад. Ступни уже жжет от длительного бега, дыхание сперло, что в бок кольнуло, будто чем-то острым. Мышцы не могут подстраиваться под мои команды, спотыкаюсь, падаю, пачкаясь до черноты. У меня не получится убежать, как бы мне не хотелось. Эти варвары, принято называть беспризорщина, узаконивает по мимолетной прихоти идеологию власти, изводят мирных детей, плюют на этикет, искажая воззрение в подобии «сирот Дюплессии»12. Мое слово равно долгому стенанию за непокорность, показу своих слабостей, которые в кругу сирот являют пороком. Хуже — всеобщему любованию кровопролития.
Мерзость. Охотником уж точно назвать не стоит семнадцатилетнюю девчонку, чье дыхание бы спугнуло в радиусе одного километра любого животного. Что уж стыдиться, стрелять из дробовика я бы не смогла, худо-бедно получила бы оглушение.
Перепрыгиваю через многочисленные ящики в нищенских дворах, сворачиваю к арочному автомобильному выходу и останавливаюсь, заприметив худющую грязную фигуру впереди. Голова парня опущена, но при шорохе моих потрепанных кроссовок Vans, отхваченных с благотворительности, на что хорошо скупились богачи, он медленно вскидывает свои смолистые глаза. В них бушует пропасть, бездонная и адская. Сердце проваливается в пятки.
Сжимаю руки в кулаки, потихоньку делаю шаги назад, только упираться бессмысленно. Хоть и убегу, при появлении на общей территории я, можно сказать, окажусь бездыханным существом. Одним признаком жизни останется никчемное сердцебиение.
Как вы могли поступить так со мной? Почему мой мир рушиться, а вы все не приходите? Ненавижу вас! Ненавижу!
— Бежать некуда, Зуенок, — воркует оголдей, подходя ко мне ближе. Я продолжаю пятиться, пока не выхожу на средину безлюдно оборванного от цивилизации двора. Герман склоняет голову набок, напоминая беспомощного ребенка, чья судьба скурвилась глубоко в земле, в местах, где обитают черви. — Мои братья не знают, на какую улицу мы с тобой забрели. И могут не узнать.
— Оставьте меня в покое! — в истерике завопила, выставляя руки вперед. Мне ничего не поможет, я одна за себя.
— Ты сама нарываешься, сиротка. Сама устраиваешь забастовки! — Желваки на молодом, бритом лице заиграли в опасном предупреждении. Взгляд ощетинился. — Вечно пытаешься перечить, когда все подчиняются нам! Слышишь, глупая?
— Вы порабощаете этих детей! Это ненормально. Почему здравомыслящий человек должен стоять в сторонке и смотреть, как многие гниют у тебя на глазах от навязанных заблуждений? Разве вы не видите, как маленькие дети боятся выходить за рамки своего окружения? А девушки не доверяют ни единому парню, потому что вы, — тычу и